— Христосъ воскресъ! возглашалъ священникъ.

— Гу-гу-гу… Воистину воскресъ! гудѣла толпа.

Арина опять вспомнила о. деревнѣ.

«Вотъ и тятенька теперь около церкви съ пасхой стоитъ, мелькнуло у ней въ головѣ. Есть-ли только хлѣбецъ-то у нихъ бѣлый? Было-ли на что купить? Творогомъ-то, поди, у сосѣдей раздобылись за милую душу, а вѣдь ситную-то муку купить надо».

Крестный ходъ кончился. Хоругви и образа опять внесли въ церковь, вошелъ въ церковь и сопровождавшій крестный ходъ народъ. Арина и Фекла также попробовали войти въ церковь, но пробраться туда не было никакой возможности, до того было все переполнено. Потолкавшись на паперти, онѣ опять вернулись къ Анфисѣ, стоявшей все на томъ-же мѣстѣ, около церковной ограды съ пасхальными яствами.

— Яблоку негдѣ упасть — вотъ до чего тѣсно въ церкви. Сейчасъ одну женщину чуть не замертво вытащили изъ нутра… разсказывала Арина Анфисѣ.

— Да, да… А у одного мужчины полу оторвали…. подхватила Фекла.

— Одинъ какой-то тоже шапку потерялъ, прибавляли другія демянскія женщины.

Наконецъ показался священникъ съ кувшиномъ святой воды и съ кропиломъ и началъ кропить пасхи, куличи и яйца. Сзади шелъ причетникъ съ блюдомъ и съ плетеной корзинкой. На блюдо ему клали мѣдныя деньги, а въ корзинку яйца. Положила и Анфиса свою лепту.

— Христосъ воскресъ, Анфисушка! сказала Арина Анфисѣ. — Христосъ воскресъ, Фекла Стенановна!

— Воистину воскресъ!

И женщины начали христосоваться другъ съ дружкой.

Служба въ церкви продолжалась. Женщины еще разъ попробовали протискаться хоть въ притворъ, но ихъ такъ стѣснили, что пришлось снова выдти на папертъ.

— Ну, что-жъ, помолились и будетъ. Богъ проститъ, что до донца не достояли. Пойдемте на постоялый, сказала товаркамъ Анфиса. — Ты, Аришенька, огонекъ-то на свѣчкѣ сохрани да такъ и иди. Хорошо это, кто въ этотъ день затепленную свѣчку домой принесетъ. Черезъ это счастье… Черезъ это замужъ въ этомъ году за хорошаго человѣка выйти можешь.

— Эхъ, Анфисушка! Куда намъ! тяжело вздохнула Арина.

Всю дорогу она, впрочемъ, шла съ зажженной свѣчкой, прикрывая огонь и ладонью и платкомъ, и сохранила ее въ такомъ видѣ до постоялаго двора.

Большая комната постоялаго двора была прибрана и имѣла нѣкоторый праздничный видъ. Закоптѣлое жерло большой русской печки хозяйка завѣсила даже ситцевой занавѣской на веревкѣ. Въ углу передъ образами, кромѣ лампадки, теплились восковыя свѣчки, прикрѣпленныя къ кіотамъ. Передъ каждымъ образомъ было по свѣчкѣ.

— Христосъ воскресъ! встрѣтила женщинъ хозяйка, не ходившая въ церковь, и расцѣловалась съ ними со щеки на щеку. — Христова огоньку принесли? Ну, вотъ за это умница, сказала она при видѣ зажженной свѣчки въ рукѣ Арины. — Семъ-ка я этимъ огонькомъ лампадку затеплю.

Она задула горѣвшую уже у образовъ лампадку и вновь зажгла ее отъ свѣчки принесенной Ариной.

Въ комнатѣ сидѣли уже три проѣзжихъ мужика и ждали хозяина постоялаго двора, отправившагося въ церковь для освященія пасхальныхъ яствъ, чтобы разговѣться этими яствами. Вскорѣ хозяинъ явился — и началось уничтоженіе яицъ, ветчины.

Арина и демянскія женщины сидѣли отдѣльно и разговлялись творогомъ и яйцами съ ситнымъ хлѣбомъ.

— Купите ветчинки-то хоть на три гривенничка? обратилась къ нимъ хозяйка.

Женщины переглянулись и хоть не сказали другъ дружкѣ ни слова, но глазами порѣшили, что надо удержаться отъ лишнихъ тратъ. За нихъ отвѣчала Анфиса.

— Да что-жъ въ одинъ разъ и все въ одно брюхо? Завтра ужъ въ обѣдъ мясца-то спросимъ, сказала она хозяйкѣ.