Даже если его старшинство считать пустой формальностью, все равно он является сюзереном, а Аквитания — вассал Франции.
«Я буду королевой Франции», — сказала себе Элинор.
Она спустилась во двор. Сегодня свой наряд она продумала с особой тщательностью. Легкое голубое платье подчеркивало ее природное изящество, а тонкая талия, перехваченная поясом, украшенным бриллиантами, приковывала восторженные взгляды. Она распустила по плечам свои роскошные волосы, украсив голову лентой с драгоценными камнями. Элинор посмотрела на молодого всадника и протянула ему кубок гостеприимства.
«Молоденький, — подумала она, — будешь послушным». Сердце у нее радостно забилось.
Людовик смотрел на нее, пораженный. Он никак не ожидал встретить такое прекрасное создание; ее открытые глаза спокойно ему улыбались. Она показалась ему совершенством.
Принц соскочил с коня, поклонился ей и поцеловал руку.
— Добро пожаловать в Аквитанию, — сказала Элинор. — Прошу в замок.
— Мой принц довольно мил, — сказала она Петронелле, когда сестра зашла к ней вечером в спальню. — В этих франках есть благородство. В сравнении с ними некоторые наши кавалеры выглядят неуклюжими. Его манеры безупречны. Но поначалу в нем ощущается холодность.
— Это пройдет, раз он увидел тебя, — сказала всегда восхищенная Петронелла.
— Думаю, да, — рассудительно согласилась Элинор. — Но ведет он себя сдержанно. Его воспитывали как священника.
— Не могу вообразить тебя женой священника.
— Ну нет, о священнике мы забудем. Неужели придется ждать, когда закончатся все эти церемонии. Мне хотелось бы сейчас же заняться любовью.
— Тебе всегда хотелось любовника. Отца это беспокоило.
— Но это же естественно. И ты тоже хочешь.
Петронелла, вздохнув, посмотрела куда-то вверх:
— Увы, мне еще долго придется ждать.
Потом они пошептались, обсуждая мужчин двора и достоинства тех, кто годился, по их мнению, в любовники. Элинор вспомнила о некоторых амурных подвигах их деда.
— Он был величайшим любовником своего века.
— А ты его превзойдешь, — сказала Петронелла.
— Чтобы женщина — и такое, вот все удивятся, — рассмеялась Элинор.
— Ты ни в чем не уступишь мужчинам.
— Мне не терпится начать, — сказала Элинор и засмеялась.
Принц полюбил слушать, как поет Элинор, перебирая тонкими белыми пальцами струны арфы или лютни. В один из вечеров Элинор сказала ему:
— Я спою для вас мою собственную песню.
В песне говорилось о том, как сердце тоскует по любви, и о том наслаждении, какое любовь доставляет при полном удовлетворении.
— Откуда вам это известно? — спросил принц.
— Какое-то тайное чувство подсказывает мне это.
Ее глаза излучали обещание счастья, желание счастья захватило его. Он уже не думал беспрестанно о церковной торжественности; его стали занимать тайны, которые он откроет вместе со своей невестой.
Они часто играли в шахматы, и Элинор неизменно побеждала. Возможно, у нее больше игровой практики. Пока он постигал науку служения церкви, она проходила науку придворной жизни. Играли они непринужденно. Объявляя ему мат, она весело смеялась, в этом она вся. Молодые вместе гуляли по саду. Элинор показывала ему южные цветы и растения, рассказывая о тех, из которых готовят примочки и мази.
— От них кожа делается лучше и в глазах появляется блеск, — поясняла она, — а есть и такие, что разжигают любовь.
— Мне кажется, что для тебя следует сделать такую настойку…
Он порывисто схватил ее за руку и посмотрел в глаза:
— Нет, в этом нет никакой нужды. |