— Я отвечаю герцогу Аквитанскому, что позабочусь о его дочери и, не тратя времени, буду готовить вашу с ней свадьбу.
— И ничего уже нельзя сделать, отец?
— Ничего. Женитьба должна состояться как можно скорее, сын мой.
— Далеко еще до святыни? — прошептал умирающий герцог.
— Миля или около того, ваша милость.
— Слава Богу, я доберусь до Компостелы.
Еще немного потерпеть, и душа будет спасена. Разве мог он подумать, что его ждет конец там, где надеялся испросить себе наследника, куда проделал такой долгий путь и ради чего вынес столько страданий!
— Приехали гонцы, ваша милость, — сказал один из его спутников. — От короля Франции.
— Слава Богу! Слава, слава Богу! Что он пишет?
— Король шлет вам добрые пожелания, ваша милость. Он позаботится о вашей дочери как о своей, и это в самом деле так, говорит он, потому что когда вы получите это послание, она уже будет почти что у него. Он как раз занят помолвкой с ней сына, и свадьба Франции с Аквитанией состоится тут же.
— Я могу умереть спокойно, — сказал герцог.
Ответ пришел. Элинор будет в безопасности. Она скоро станет королевой Франции, а что еще можно желать? Она рождена править. У нее от природы дар внушать уважение и любовь. Про королевского сына говорят, что это серьезный мальчик, во время учебы он обещал стать великим клириком и стал бы им, если бы не гибель его брата, сделавшая его будущим королем Франции и мужем Элинор.
— Поднимите меня, — сказал герцог, — я хочу видеть усыпальницу святого Иоанна.
Его подняли. Он вздохнул с облегчением.
В отсутствие отца Элинор стала полной госпожой в замке. Холодными зимними вечерами она собирала своих придворных вокруг очага в центре зала. Здесь пели песни, звучала музыка, а Элинор выступала судьей стихов и мелодий, порою исполняя собственные сочинения. Все это ей доставляло наслаждение; среди всех дам она самая изящная, изысканно-нарядная, самая остроумная, а у ее ног сидели рыцари и глядели на нее с обожанием. Поклонение женщине — первая заповедь рыцаря. Влюбленность — главное занятие. Любовь для нее не столько вершина отношений, сколько форма досуга, хотя Элинор знала, что в этом обязательно должна быть высшая точка. Страстные взгляды приводили ее в трепет; она позволяла себе мечтать о достижении такой точки, но в душе твердо знала, что с этим надо подождать. Иногда она играла со своими обожателями в шахматы, что было частью придворного воспитания, ибо всякий, кто хотел жить благородно, должен был знать эту игру. Сражение за шахматной доской ее возбуждало; это действительно сражение, из которого она неизменно выходила победительницей.
Закрывшись в спальне, сестры болтали. Петронелла, младше Элинор на три года, во всем слушалась старшую сестру и подражала во всем, считая ее идеалом. Сейчас они говорили об отце и о его опасном путешествии.
Петронелла повернулась к Элинор и сказала:
— Как считаешь, он скоро вернется?
Элинор сидела задумавшись, взгляд был устремлен куда-то вдаль.
— Он поступил глупо: никто не отправляется в такое путешествие зимой.
— Почему же он не дождался лета?
— Тогда бы это было слишком легко. Ему нужны трудности, чтобы заслужить прощение грехов.
— А их много у него?
Элинор рассмеялась.
— Ему так казалось. Он одержим своими грехами, как наш дед.
— А ты совершала грехи?
Элинор пожала изящными плечиками.
— Я еще слишком молода, чтобы думать о грехах. Это когда приходит возраст, близкий к смерти, нужно заботиться о прощении грехов.
— Значит, нам нечего думать об их искуплении. |