Элинор подозревала, что хитрый маленький Жефруа жалуется на Ричарда отцу, что, наверное, еще больше злило короля и восстанавливало против Ричарда. Элинор любила и младшего Джефри, так похожего на деда, графа Анжуйского, которого звали Жефруа Прекрасный. Маленькая Элинор еще не определилась характером, но обожала старшего брата, Ричарда, который в детской всегда и во всем был лидером. Иоанна и младенец Джон еще совсем крошки, но у Джона уже проявился знаменитый анжуйский норов: Элинор еще не видела ребенка, который бы так кричал, когда ему что-то хотелось.
Потихоньку наблюдая за детьми, Элинор расчувствовалась до слез. Она всегда любила детей. Даже в молодые годы обе ее дочери от Людовика занимали в жизни важное место. Ну а что касается ее любовно-романтических приключений, так это из-за тоскливой супружеской жизни. С Генрихом ей никогда тоскливо не было. Даже сейчас, при всей ненависти к нему, а это настоящая ненависть, он мог вызывать в ней какие угодно чувства, но только не скуку. Натуре Элинор ненависть предпочтительней тоскливого прозябания.
Ричард поднял голову и первым увидел мать. Его радость с лихвой могла компенсировать холодность короля. Он ее любимец, они понимали друг друга без слов. Ричард знал, что по каким-то причинам отец его недолюбливает, а потому они стали союзниками с матерью против Генриха.
Ричард выскочил из-за стола, подбежал, преклонил пред ней колена и поцеловал руку.
— Мама, здравствуйте!
Подняв голову, он посмотрел на нее своими чудными глазами.
— Дорогой мой мальчик!
А вот уже и Джефри шумно потребовал ее внимания. «Они любят меня, — думала Элинор. — Интересно, короля они встречают так же?»
Жефруа встал и сухо поклонился. Она на него даже не взглянула. Элинор так делала всегда; никогда не смотрела в его сторону, не подходила к нему, не называла по имени. Вбежала в комнату Маргарита, французская принцесса, уже повенчанная со старшим сыном Генрихом. Она теперь воспитывалась при английском дворе. Девочка сделала реверанс и пожелала с милым акцентом доброго утра.
Элинор собрала всех детей вокруг себя и стала спрашивать об уроках. Они отвечали наперебой.
— Мы едем в Аквитанию, на мою родину, — сказала Элинор, выслушав их.
— Мы все едем? — спросил Ричард.
— Это мы еще посмотрим, но одно сказать могу. Ты, мой мальчик, обязательно поедешь со мной.
Ричард счастливо рассмеялся.
— Ты рад? — спросила она, погладив его кудрявую головку.
Сын кивнул.
— Но если бы мне они не позволили (под «они» Ричард подразумевал отца), я все равно последовал бы за вами, мама.
— Как бы ты это сделал, милый?
— Я бы поехал к морю, сел бы на корабль и поехал в Аквитанию.
— Ты будешь путешественником, сынок.
Затем Элинор стала рассказывать детям про Аквитанию, как там при дворе собираются трубадуры, поют свои дивные песни; Аквитания считалась родиной трубадуров.
— Вот, слушай, Маргарет, — повелительно сказал Ричард. — Видишь, как мама умеет рассказывать! Ну, видишь, она лучше вашего старого Беккета!
— При чем тут Беккет? — спросила королева.
— Маргарет все время о нем говорит. Она сказала, что они с Генрихом плакали, когда он уехал. Маргарет полюбила его… Она говорит, что Генрих тоже. Говорит, что любят его больше отца… даже больше, чем тебя… Ведь это дурно, правда? Он же дурной человек!
— Вы наслушались сплетен. Не надо его вспоминать. Он дурной человек, потому что пошел против короля. С ним покончено.
— Он умер? — спросил Ричард, а Маргарита сразу расплакалась.
— Нет, он не умер. |