– Сумасшедшим или очень храбрым, – тихо ответила Пакстон, снова вспомнив Билла. Произнося эти слова, она встретилась взглядом с Тони, и, хотя она больше ничего не сказала, он понял, о чем она думает.

– Он был парнем что надо, – сказал Тони с восхищением, а затем, немного помявшись, добавил:

– Я хотел перед вами извиниться.

– Не стоит. – Ей не хотелось снова к этому возвращаться.

Не хотелось снова ворошить старое, воскрешая в памяти тот ужасный день, когда погиб Билл, а Ральф пришел и сообщил ей… Нет, больше она будет не в силах пережить такое… Пакстон грустно взглянула на Тони:

– Я вас не виню. Мы были слишком убиты тем, что случилось.

– Да, но вы тогда сделали одну вещь… Я потом много думал об этом и хотел вам сказать. Тогда‑то я и понял, почему он вас любил. А он ведь действительно любил вас, я знаю.

Пакстон грустно улыбнулась, недоумевая, что же могло произвести на Тони такое впечатление.

– Я тоже его любила. Наверное, так же, как и вы. Наверное, мы все действительно немного тронулись…

– Я не о том. Помните, вы приехали за теми вещами, которые после него остались, вы не хотели, чтобы они попали к жене. Я был поражен. Другая женщина так бы никогда не поступила. Послала бы все ко всем чертям, какая ей теперь разница, узнает жена что‑нибудь или нет. Для нее‑то это уже все равно. Тут многие парни заводят себе женщин, но я что‑то не припомню, чтобы хоть одна вернулась, чтобы забрать вещи, из‑за которых жена может о чем‑то догадаться. Если бы Билл видел, он бы сказал спасибо. Ведь дети были для него всем. – Тони даже прослезился, а Пакстон крепилась, чтобы не расплакаться. – Ив тот день вы мне рассказали об отце… не стоило этого говорить. – Пакстон поставила на стол пустой стакан, и Тони шагнул к ней. – Я только хотел извиниться перед вами. Я спрашивал о вас у одного парня из «Ассошиэйтед Пресс», но он сказал мне, что вы уехали в Сан‑Франциско. – Он протянул ей руку. – Я рад, что вы все‑таки заговорили со мной после всего, что было.

– Нам всем было плохо. Тони. Спасибо вам. – Она пожала ему руку.

Его рука оказалась теплой, твердой и сильной, как и он сам.

Его темные глаза, казалось, смотрели ей прямо в душу.

– Спасибо, Тони.

Пакстон начинала понимать, почему Билл был так привязан к этому человеку, такому прямому и искреннему, хотя и обладающему весьма непростым характером.

– Может быть, присядете? – Она указала на стул, но Тони лишь отрицательно покачал головой. Он по‑прежнему чувствовал себя с Пакстон неловко.

– Да нет, спасибо. Я тут встречаюсь с одним человеком. – Но не ушел, а спросил:

– Отчего же вы вернулись?

Пакстон улыбнулась в ответ:

– Осталась на дополнительный срок. Пока еще только на второй.

Он засмеялся:

– А вы крепкий орешек. Большинство ждут не дождутся, когда наконец выберутся отсюда. Здесь ведь настоящий ад.

– А мне таким показался Сан‑Франциско.

– А вы оттуда? – В его голосе послышалось любопытство. Билл не очень‑то о ней распространялся.

– Там находится редакция нашей газеты. Там же я и училась – в университете Беркли. Но вообще‑то я из Саванны.

– Да ну! – воскликнул Тони. Было видно, что он поражен. – Я ведь там бывал. Как‑то, проходя в Джорджии подготовку, я поехал туда на выходные. Ну и народ у вас! Боевой!

Чуть не свернули мне шею за то, что я пришел на танцы.