Чуть не свернули мне шею за то, что я пришел на танцы. Сам‑то я из Нью‑Йорка. И должен сказать, на Севере все‑таки намного веселее.

Его описание Саванны насмешило Пакстон.

– Вот‑вот, вы попали в самую точку. Потому‑то я там и не живу. Но моя мама до сих пор никак не может этого понять.

– Она, наверное, в ужасе от того, что вы здесь, – заметил Тони.

В его глазах светилась такая мудрость, что Пакстон невольно задалась вопросом, сколько же ему может быть лет. На самом деле Тони было тридцать.

– Трудно сказать, – ответила Пакстон на его вопрос о матери. – Но ведь ее никто особенно и не спрашивал. Я просто не могла там больше находиться. Я отдала бы все, только бы сбежать из Сан‑Франциско обратно в Сайгон.

– Но почему?

Тони не мог этого понять до конца. Ведь Пакстон, хорошенькая молодая девушка, неплохой журналист, могла отправиться в любое другое место. Но какого черта именно в Сайгон?

– Я и сама не знаю, – честно призналась Пакстон. – Я не успела в этом разобраться. Здесь у меня незаконченная работа. Мне почему‑то кажется, что я нужна здесь. Там приходилось выносить эту пустую болтовню: новая машина, новая работа, новые занавески – больше ни о чем не говорят. И это в то время, когда здесь вьетконговцы убивают наших парней! – Они оба сталкивались с этим. – Просто невыносимо.

Он дотронулся до лба, и в первый момент Пакстон приняла этот жест за приветствие.

– У нас это называют «пацца». Псих. Чокнутый.

Сейчас он стал очень похож на типичного Нью‑Йоркца. Пакстон засмеялась и поднялась с места. Она почувствовала, что ужасно устала – сказывалась девятичасовая разница во времени. Она больше была не в силах сидеть.

– Вы, наверное, ужасно устали, – сказал Тони, когда Пакстон встала, едва держась на ногах.

– Пожалуй.

Тони посмотрел на девушку, как будто собирался принять какое‑то решение. Она же старалась сохранять спокойствие. Она не могла не вспомнить, как полгода назад, когда они с Биллом были вместе, он ненавидел ее, как кричал, проклинал. Но теперь это кануло в прошлое, и не стоило об этом вспоминать. Пакстон видела, что теперь Топи ищет примирения. Не имело смысла продолжать вражду, тем более – Пакстон была в этом уверена – Билл хотел бы видеть их друзьями. И она решила закрыть глаза на некоторую странность в поведении Тони. Даже не странность, а какое‑то внутреннее беспокойство и нервозность. Хотя кто же в Сайгоне не был нервозным?

– Я могу подбросить вас до гостиницы. У меня здесь припаркован краденый джип, который я подобрал в аэропорту, – невозмутимо сказал Тони, и Пакстон рассмеялась.

– Что ж, это неплохо. Я, правда, собиралась прогуляться пешком. – Но сейчас об этом нечего было и думать. – Ну, если вы будете так любезны…

Он кивнул.

– Я остановилась в «Каравелле» – это тут недалеко. Вниз по улице.

– Неплохое место, – заметил он. – Я там однажды ужинал.

Все было свежее. – Он поймал удивленный взгляд Пакстон. – Знаю. Это звучит смешно. Но я из семьи оптовых торговцев овощами. И с детства дома я постоянно слышал разговоры о том, свежие или нет были овощи там, где мы обедали. Ребенком я ненавидел разговоры про эти овощи. Всегда думал – катились бы эти овощи к чертям собачьим. А вот теперь я взрослый и сам про них говорю.

Прямо семейное проклятие.

Пакстон снова засмеялась. Она так устала, что ей не хотелось с ним ссориться. Но как странно все‑таки, что, вернувшись, она снова столкнулась с этим человеком, и теперь вот так болтает с ним без всякой враждебности и злобы. А ведь Тони просто ревновал.