– Я решила, что должна сделать так, – объяснила она, глядя прямо в глаза матери. Она не спорила и не доказывала своей правоты. Ей было все равно, что они скажут или сделают.

Слава Богу, отец оставил на ее счету небольшой капитал, которого хватит на оплату учебы там, где она пожелает. Следовательно, мать не может заставить ее сделать по‑своему, угрожая не платить за обучение.

– Твой отец был бы разочарован таким поступком, – холодно произнесла мать, но этот упрек был не правдой.

– Я пыталась поступить в Гарвард, как он хотел, мама, – как можно более вежливо отозвалась Пакстон. – Я не поступила, но, думаю, он простил бы меня. – Она вспомнила рассказ отца о том, как он пытался поступить в Принстон и Йель, но провалился, и ему пришлось «приземлиться» в Гарварде. А она «приземлится» в Беркли.

– Я имею в виду, он огорчился бы из‑за твоего внезапного отъезда из дома.

– Я вернусь, – мягко сказала она, но вдруг задумалась, а захочет ли она возвращаться? Вернется ли она? Кто знает, будет ли она работать в Саванне после окончания или, полюбив Калифорнию, останется там навсегда?

С одной стороны, она отчаянно стремилась уехать отсюда, с другой, наоборот, было жалко оставлять дом, в котором выросла.

Грустно прощаться с друзьями, но сама возможность уехать давала ощущение свободного полета. В Саванне она постоянно чувствовала себя третьей лишней. Она никогда не делала того, чего ждала мать, не из вредности или капризов – ей просто не приходило в голову сделать так, как нужно матери. Причин, чтобы уехать, более чем достаточно. Она не могла оставаться на Юге, не могла жить вместе с родными, все время делая вид, что между ними есть что‑то общее.

Вдруг она отчетливо представила, как чужды они друг другу, как .необходимо ей начать другую, свою собственную, жизнь.

– И как часто ты намереваешься приезжать домой? – с укором в голосе поинтересовалась мать. Квинни тоже посмотрела из‑за плеча на Пакси.

– Я буду приезжать на Рождество и, конечно, летом на каникулы. – Это все, что она могла пообедать, ведь больше всего она хотела свободы. – Я буду приезжать так часто, как смогу. – И улыбнулась, ожидая примирительных взглядов или улыбки, но они не отозвались на этот шаг навстречу. – Вы тоже можете навестить меня, если захотите.

– Мы с твоим отцом как‑то раз были в Лос‑Анджелесе, – с неприязнью вспомнила Беатрис. – Это ужасное место. Я никогда не хотела бы побывать там снова.

– Но Беркли находится недалеко от Сан‑Франциско. – Пакстон могла бы сказать «недалеко от преисподней» – для матери это звучало бы одинаково.

Остаток вечера прошел в молчании.

Глава 3

Утром в день отъезда Пакстон стояла в уютной кухне и в последний раз разглядывала ее, собираясь с силами перед дальней дорогой, со слезами на глазах, склонив голову на мягкое плечо Квинни.

– Как же я буду жить, не видя тебя каждый день, – шептала она, как маленькая. Внезапно Пакстон почувствовала ту же тоску и боль потери, как после смерти отца. Она точно знала, что не увидит больше Квинни, не сможет протянуть руку и дотронуться до нее…

– Ничего, ты привыкнешь, – храбрясь, ответила Квинни, отводя глаза. Ей не хотелось, чтобы Пакстон поняла ее чувства. – Ты будешь хорошей девочкой в Калифорнии. Не забывай есть овощи, побольше спать и раз в неделю мыть с лимоном свои замечательные волосы. – Так она мыла Пакси голову с младенчества и была уверена, что именно от этого Пакси была сейчас такой же белокурой, как восемнадцать лет назад. – Носи шляпу на солнце, не перегревайся… – надо было дать еще тысячу советов, но на самом деле Квинни хотела сказать, как сильно она ее любит.