Люди казались дружелюбными и открытыми, никто не смотрел – белый или черный, богатый или бедный, из Юниор‑лиги или бездельник, с Севера или Юга. Все, чему придавалось такое значение на Юге среди друзей ее матери и учитывалось при знакомствах: имел ли твой дед или прадед плантации и рабов, участвовал ли в Гражданской войне, – все это было безразлично здесь, превратилось в далекое прошлое, частью которого так не хотелось оставаться Пакетом. Комната, в которую ее направили, была на втором этаже в самом Конце длинного коридора.

Оказалось, что Это «четверка»; то есть две спальни, объединенные Холлом, по две девушки в каждой спальне. Посередине холла стоял диван с обивкой из коричневого твида с разноцветными заплатками, закрывающими множество дыр; оставленных прежними жильцами. Повсюду были расклеены плакаты, по углам стояли остатки сломанной мебели, на полу лежал ярко‑оранжевый коврик, на нем – пластиковое кресло цвета авокадо. На секунду Пакстон замерла на пороге комнаты. Комнатой ее никак нельзя "было назвать, а уж в сравнении с элегантным стилем дома матери в Саванне… Но это была невеликая плата за свободу.

Спальня была поменьше и поспокойнее: две металлические койки, два комода, стол, стул с прямой спинкой и кладовка, в которую едва помещался веник. Нужно стать хорошими друзьями, чтобы ужиться в такой комнате, и Пакстон понадеялась на то, что встретит людей, близких по духу. Мельком она заметила три сумки, сложенные во второй комнате, и минутой позже, когда шла обратно в холл посмотреть, можно ли его сделать менее безобразным, увидела одну из своих соседок. Девушка с длинными ногами и нежно‑кофейного цвета кожей быстро сообщила Пакстон, что она из Алабамы и зовут ее Ивонн Жилберт.

– Привет! – улыбнулась ей Пакстон.

Ивонн была потрясающе красива с этими ее жгуче‑черными волосами и впечатляющей прической.

– Я Пакстон Эндрюз. – И пока решала, говорить ли, откуда она, Ивонн сама спросила:

– Из Северной Каролины?

– Джорджия, Саванна, – с облегчением сказала Пакстон, но Ивонн моментально взвилась.

– Прекрасно! То, что мне надо! Что вы там хотите?!

Переиграть Гражданскую войну? У кого‑то в деканате не все в порядке с чувством юмора! – с возмущением заявила она Пакстон.

– Не беспокойся, я на твоей стороне.

– Я тронута. Очень хотелось бы узнать, откуда остальные?

Как насчет Миссисипи или Теннеси? Может, ты начнешь заседание Общества дочерей Гражданской войны?! Будет забавно… Я в восторге от перспективы жить вместе с тобой! – выкрикнула она, метнув уничижительный взгляд на Пакстон, и с треском захлопнула дверь своей комнаты. Пакстон опустилась на диван с растерянным видом. Дело принимало интересный оборот.

Затем появилось бледное воздушное создание с молочно‑белым лицом, черными волосами до пояса и небесно‑голубыми глазами. Казалось, она одета в прозрачную белую ночную рубашку.

– Привет, – прошептала она. – Я Давн.

Она была из Де‑Мойна. Ее настоящее имя было Гертруда, Давн она стала случайно, благодаря ЛСД[2]. Это случилось во взрослом возрасте, поэтому она решила оставить имя – Давн Стейнбер. Она тоже была студенткой на стипендии, играла на скрипке в местном оркестре, и ей предложили обучение в Беркли. У нее было направление в комнату, дверь которой минуту назад захлопнула Ивонн.