Это случилось во взрослом возрасте, поэтому она решила оставить имя – Давн Стейнбер. Она тоже была студенткой на стипендии, играла на скрипке в местном оркестре, и ей предложили обучение в Беркли. У нее было направление в комнату, дверь которой минуту назад захлопнула Ивонн. Теперь дверь закрылась за Давн, и оттуда не было слышно ни голосов, ни возгласов, никаких звуков вообще. Пакстон могла только догадываться, удовлетворила ли новая соседка мисс Жилберт. Де‑Мойн, вероятно, не обладал для нее расистской репутацией Саванны.
Раздумывая о встреченных ею девушках. Пакетов принялась разбирать сумки. Два мешка для вещей и чемодан были доставлены в ее комнату днем раньше, и теперь она взялась застилать обе постели. Ей захотелось сделать комнату более приветливой к приходу соседки, и вдруг она поняла, что молится о том, чтобы та не оказалась черной, злой, несправедливой, ненавидящей женщин из Джорджии…
– Пожалуйста, Господи. – шептала она про себя. – Я знаю, что недостойна твоего внимания, и ты, может быть, занят более серьезными вещами сегодня… но, если можно, пожалуйста, пусть она будет похожей на меня.
Но четвертая девушка не приехала и в четыре часа, поэтому Пакстон решила загрузить их небольшой холодильник. Выходя за покупками, она постучала во вторую комнату. Прошло немало времени, прежде чем Дави подошла к двери и откликнулась.
– Да, – прошептала она, словно боясь, что кто‑то услышит. Хотя со слухом у Пакстон было в порядке, она не разобрала ничего из того, что говорила Давн. Но непроизвольно ответила ей тоже шепотом: просто обычный голос звучал слишком громко в разговоре с этим небесным созданием.
– Тебе купить что‑нибудь в магазине? – шепнула Пакстон. – Я собираюсь туда за продуктами, я что‑то проголодалась. – Внезапно она затосковала по обычной кухне Квинни.
Кроме того, в Саванне было уже семь часов вечера и пора было ужинать.
– Я бы хотела чая с травами, меда и немного лимонов… и, может быть, черного хлеба. – Все это не привлекало Пакстон, но она была готова принести весь набор, чтобы подружиться с девушками. Она записала заказ Давн.
– А как Ивонн? – осторожно спросила она. – Она что‑нибудь хочет? – Пакстон заглянула в комнату и увидела, что они еще не распаковывались. Давн повесила несколько плакатов, одежки Ивонн были разбросаны повсюду. Цветные одеяла и розовые накидки были скорее родом из Алабамы, нежели из Де‑Мойна. Поборов смущение, Пакстон спросила прямо у Ивонн, появившейся в дверях:
– Тебе что‑нибудь нужно в магазине?
– Ага, Мартина Лютера Кинга. Я думаю, ты найдешь его, моя сладкая?!
– Не разговаривай со мной так. – Пакстон раздражал этот тон. – Мы встретились с тобой два часа назад, ты меня не знаешь, а обвиняешь Бог знает в чем. – Пакстон не боялась ее, но стойкая неприязнь Ивонн разозлила ее.
– В чем это я тебя обвиняю? – Ивонн встала нос к носу с Пакстон, но та не отступила. Она поняла, что утвердит себя либо сейчас, либо никогда. Она не сомневалась в себе. Пакстон была страстной и сильной натурой. Жизнь с постоянно раздражавшейся матерью научила ее терпеливой стойкости уже давно, ) и она не боялась злой черной девушки из Алабамы.
– Ты из Джорджии, не так ли? Что же я могу думать? – наступала Ивонн.
– Ты можешь дать мне шанс. Как и я тебе. Ни при чем здесь гражданские права. Мы судим друг о друге по тому, о чем думаем, за что боремся, что делаем, а не по цвету кожи… И не по тому, что место моего рождения – Джорджия. Может быть, ты жестоко ошибаешься в моих пристрастиях. Может быть, именно поэтому я не сижу среди цветущих магнолий далеко на Юге и не потягиваю мятный джулеп[3]. |