Изменить размер шрифта - +
Но она не сообщила никому. Милана не сказал им, потому что не хотела омрачать, портить брату и его жене момент ожидания рождения их ребенка.

Она потеряла собственного ребенка – и пережила это в полном одиночестве. Потому что не хотела огорчать брата и его жену в важный для них период. А больше у нее никого и нет. Одна. Совершенно одна. Не получая поддержки от самых близких людей. А отец ее ребенка… А отец ее ребенка ударил ее и назвал «дрянью».

Как после этого жить?!

Нога дернулась на педали газа, тяжелая машина пошла юзом, Марат судорожно закрутил руль, но столкновения избежать не удалось. По счастью – не с другой машиной. Большой черный джип пробороздил боком высокую чугунную витую решетку и замер.

Удар был несильный, подушка безопасности не сработала. Марат сквозь лобовое стекло отрешенно смотрел на правое переднее крыло, прижатое теперь к чугунному литью. Это всего лишь железо. Его можно починить или выбросить, заменить на новое. Но сердце – как починить разбитое сердце?! Ведь нового взять негде.

Снова вспомнились слова матери о том, что в склеенной посуде молоко скисает быстрее. А может ли жить любовь в разбитом и склеенном сердце? Марат не знал. Но у него не было другого выхода, кроме как проверить это на своей собственной шкуре.

В окно постучали, и Марат повернул голову. Опустил стекло.

– У вас все в порядке? – спросил его седоволосый бородатый мужчина с обветренным лицом. – Я смотрю, машина в решетку врезалась, и никто не выходит. Вы в порядке? Помощь нужна?

Марат медленно покачал головой. Ему очень нужна помощь, но он даже не представлял, кто ему сейчас может помочь. Уж точно не этот неравнодушный водитель машины, припарковавшейся за его джипом.

– Все в порядке, спасибо. Просто заговорился по телефону и отвлекся.

***

– Ты чего-то мрачнее тучи, отец.

– Есть причины.

– Расскажешь?

– Ты слишком маленький, чтобы понять.

– Я не маленький.

– Рустам, просто не трогай меня сегодня.

– Слушай, ну я хотел…

– Просто. Не. Трогай. Меня.

Бросив пальто на банкетку, Марат прошел в свою комнату.

Легче не стало. Да, эмоции немного улеглись, включилась голова, но выводы, которые эта голова делала, только еще сильнее топили Марата. Когда-то, десять лет назад, он считал, что изменив Танзиле, он опустился на самое дно. Сегодняшний день показал, что упасть Марат может еще ниже. Да, он предал свою жену. Да, он поменял, может быть, не в лучшую сторону, жизнь своих детей. Но сейчас он не только предал свою женщину – тем, что подумал о ней сразу плохо – он еще и ударил ее. Это было хуже всего. Он ударил женщину, которая в одиночку пережила потерю ребенка. Куда хуже? Куда подлее? Куда ниже?

Некуда.

А еще Марат в своих внутренних метаниях вдруг вскрыл какую-то тайную дверцу. И ему стали понятны такие вещи про Милану, которые могли бы стать ему понятны раньше. Гораздо раньше. Если бы он взял на себя труд подумать о Милане. Но он же всячески избегал думать о ней. А теперь – не мог не думать. Ему надо придумать, как склеить ее разбитое сердце. Сердце, которое он сам разбил.

Сердце девочки, которое было лишено очень важного. Факт, который был всегда на виду, на поверхности, и который не заметить было невозможно, только сейчас вдруг встал перед Маратом во всей свой безжалостной очевидности.

И Милана, и Артур выросли без матери. Это дети, которые не знали, что такое материнская ласка, что это такое, когда тебя обнимают руки мамы, когда они укачивают тебе перед сном, когда материнский голос поет тебе колыбельную. Марат даже не мог представить, каково это. У него была – и есть – мать, и пусть проживет она долго! Мать любила его мальчиком, и любит его, когда он стал взрослым. У его детей есть мать, которая любит их – и даже излишне опекает, как иногда казалось Марату.

Быстрый переход