|
Стоит читает, а сам гладит себя по голой груди с самым идиотским выражением лица. Вечно он гладил себя по то груди, то по животу. Он себя просто обожал. И Вдруг говорит: - Что за чертовщина, Холден? Тут про какую-то дурацкую рукавицу! - Ну так что же? - спрашиваю я. Ледяным голосом. - То есть как это - что же? Я же тебе говорил, надо описать комнату или дом, балда! - Ты сказал, нужно какое-нибудь описание. Не все ли равно, что описывать - рукавицу или еще что? - Эх, черт бы тебя подрал! - Он разозлился не на шутку. Просто рассвирепел. - Все ты делаешь через ж... кувырком. - Тут он посмотрел на меня. - Ничего удивительного, что тебя отсюда выкинули, - говорит. - Никогда ты ничего не сделаешь по-человечески. Никогда! Понял? - Ладно, ладно, отдай листок! - говорю. Подошел, выхватил у него этот треклятый листок, взял и разорвал. - Что за черт? - говорит. - Зачем ты разорвал? Я ему даже не ответил. Бросил клочки в корзинку, и все. Потом лег на кровать, и мы оба долго молчали. Он разделся, остался в одних трусах, а я закурил, лежа на кровати. Курить в спальнях не полагается, но поздно вечером, когда одни спят, а другие ушли, никто не заметит, что пахнет дымом. И потом мне хотелось позлить Стрэдлейтера. Он из себя выходил, когда нарушал правила. Сам он никогда в спальне не курил. А я курил. Так он и не сказал ни единого словечка про Джейн, ничего. Тогда я сам заговорил: - Поздно же ты явился, черт побери, если ее отпустили только до девяти тридцати. Она из-за тебя не опоздала, вернулась вовремя? Он сидел на краю своей койки и стриг ногти на ногах, когда я с ним заговорил. - Самую малость опоздала, - говорит. - А какого черта ей было отпрашиваться только до половины десятого, да еще в субботу? О господи, как я его ненавидел в эту минуту! - В Нью-Йорк ездили? - спрашиваю. - Ты спятил? Как мы могли попасть в Нью-Йорк, если она отпросилась только до половины десятого? - Жаль, жаль! - сказал я. Он посмотрел на меня. - Слушай, если тебе хочется курить, шел бы ты в уборную. Ты-то отсюда выметаешься, а мне торчать в школе, пока не окончу. Я на него даже внимания не обратил, будто его и нет. Курю как сумасшедший, и все. Только повернулся на бок и смотрю, как он стрижет свои подлые ногти. Да, ничего себе школа! Вечно при тебе то прыщи давят, то ногти на ногах стригут. - Ты ей передал от меня привет? - спрашиваю. - Угу. Черта лысого он передал, подонок! - А что она сказала? Ты ее спросил, она по-прежнему ставит все дамки в последний ряд? - Нет. Не спросил. Что мы с ней - в шашки играли весь вечер, как, по-твоему? Я ничего ему не ответил. Господи, как я его ненавидел! - Раз вы не ездили в Нью-Йорк, где же вы с ней были? - спросил я немного погодя. Я ужасно старался, чтоб голос у меня не дрожал, как студень. Нервничал я здорово. Видно, чувствовал, что что-то неладно. Он наконец обрезал ногти. Встал с кровати в одних трусиках и вдруг начал дурака валять. Подошел ко мне, нагнулся и стал меня толкать в плечо - играет гад. - Брось, - говорю, - куда же вы девались, раз вы не поехали в Нью-Йорк? - Никуда. |
