|
Трое женщин на сцене, лоснящихся и сверкающих, извивались как одна, словно некое змеиное трио. Из стереодинамиков грохотала музыка – тупой, но напористый ритм, от которого дрожал в темноте воздух. Сидя в углу за своим обычным столиком, Сианг следил за бурлением в клубе: потягивали спиртное мужчины, официантки ошивались вокруг в ожидании чаевых. И тут его взгляд приковала девица на сцене, та, что была в середине. Она выделялась из прочих. Широкие бедра, крепкие ляжки и розовый, плотоядный язык. Он не смог бы описать словами ее взгляд, но это был тот самый взгляд. На джи-стрингах болталась цифра 7. Он обязательно спросит попозже номер 7.
– Доброе утро, мистер Сианг. Он поднял глаза, чтобы разглядеть того, кто стоял в стороне от света. Никогда не переставал он поражаться размерам этого человека. Даже теперь, спустя двадцать лет после их первой встречи, он чувствовал себя малышом рядом с этим великаном. Человек заказал пива и сел за его столик. – Что, новенькая? – спросил он, глядя на сцену. – Та, что посередине, да. – Ну что же, хороша, и в твоем вкусе, не так ли? – Может быть, посмотрим. Сианг сделал глоток виски, не сводя глаз со сцены. – Так ты говорил, что для меня есть работа? – Ничего особенного. – Надеюсь, про оплату такого не скажешь? Человек тихо усмехнулся: – Ну что ты, разве я когда-нибудь обижал тебя деньгами? – Имя? – Это женщина, – он кинул на стол фотографию, – зовут Вилли Мэйтленд. Тридцать два года, чуть ниже среднего роста, рыжеватые волосы, короткая стрижка, серые глаза. Остановилась в гостинице «Ориенталь». – Американка? – Да. – Необычный заказ. – Дело в некотором роде срочное. «Так, а вот и наценочка», – промелькнуло у Сианга. – Что так? – Она улетает в Сайгон завтра утром, так что у тебя в распоряжении только сегодняшний вечер. Сианг кивнул и снова устремил взгляд на сцену. Было приятно, что та, под номером 7, смотрела прямо на него. – Времени достаточно, – сказал он.
Вилли Мэйтленд стояла у реки, глядя на речную воду, спадающую с порога вниз. Находясь на обеденной веранде, Гай заприметил ее изящную фигурку, склонившуюся над заграждением, ветер трепал ее короткие волосы. По приподнятым плечам, по сосредоточенному взгляду ему показалось, что она сейчас была не расположена к общению. Подойдя к барной стойке, он взял себе пиво – добрый голландский «Оранджбум», который он уже сто лет не пил, – потом, с наслаждением приложив к щеке заиндевевшую бутылку, постоял немного, глядя на нее. Она по-прежнему стояла без движения, задумчиво глядя вниз, словно завороженная чем-то там, в мутной глубине реки. Он направился через веранду в ее сторону, протанцевав между пустыми столиками и стульями и встал как ни в чем не бывало рядом с ней у заграждения. Ах, как восхитительно играл багровым золотом закат на ее волосах! – Есть на что посмотреть, – сказал он. Она подняла на него глаза: взгляд полный безразличия – вот и все, чего он был удостоен. Она отвернулась. Тогда он водрузил бутылку пива на заграждение. – Я подумал, почему бы не проведать вас, подумал, может, вы передумали и все-таки выпьете со мной… Она упрямо смотрела на воду. – Я же знаю, что такое – оказаться одному в чужом городе. Некому выговориться. Вот я и подумал, что вам, наверное, не очень-то… – Да оставьте же вы меня, – сказала она и зашагала прочь. Где же его былое обаяние? Он подхватил пиво и припустил за ней. |
