Юкио Мисима. Надгробие Комати
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: Старуха Поэт Мужчина Женщина Кавалеры А, В, Дамы А, В, С Полицейский Аляповато, по-опереточному вульгарно оформленная сцена изображает угол парка. Полукругом, на ровном расстоянии одна от другой, расположены пять скамеек, повернутых к зрителям. Уличный фонарь, пальма. Сзади - черный занавес. Вечер. На скамейках сидят пять парочек, не обращая внимания на происходящее вокруг. Появляется отвратительная старуха нищенка, подбирает с земли окурки. Шарит вокруг скамеек, потом останавливается возле той, что в центре, и присаживается. В круге, освещенном фонарем, возникает молодой, неряшливо одетый Поэт. Он пьян. Опирается на столб и пристально смотрит на старуху. Пара, сидевшая на центральной скамейке, раздраженно поднимается и, взявшись за руки, удаляется. Оставшись одна, старуха достает газетный лист, раскладывает его на скамейке и начинает пересчитывать окурки. Старуха. Два, четыре, шесть, восемь, десять... (Подносит окурок к свету, оценивающе разглядывает, потом просит прикурить у мужчины с соседней скамейки. Возвращается, несколько раз затягивается, гасит окурок и кладет его на газету. Продолжает считать.) Два, четыре, шесть, восемь, двадцать. Два, четыре, шесть, восемь, тридцать. Поэт приближается к Старухе и смотрит на нее в упор. Старуха (не поднимая головы). Тебе чего, бычок дать? На, бери. (Выбирает один подлиннее и протягивает.) Поэт. Благодарю. (Чиркает спичкой, прикуривает.) Старуха. Ты что это все следишь за мной? Не угодила чем? Поэт. Да нет, я так. Старуха. Ты, наверное, из этих, которые стишками зарабатывают? Поэт, верно? Поэт. Как ты догадалась? Да, иногда я пишу стихи. Стало быть, поэт. Только вот насчет заработка... Старуха. Что, не покупают? Ну, тогда плохо дело. (Впервые поднимает голову и внимательно смотрит на Поэта.) Молодой какой. А проживешь недолго. Маска смерти на лице. Поэт (без удивления). Ты что, старуха, раньше гадалкой была? По лицам судьбу предсказывала? Старуха. Как тебе сказать. Гадалка не гадалка, но столько в жизни своей рож перевидала - аж противно... Да ты садись. Ишь как тебя шатает. Поэт (садится, закашливается). Ф-фу, и надрался же я. Старуха. Ну и дурак. Пока можешь двумя ногами по земле ступать, ступай твердо. Пауза. Поэт. Послушай, старуха, я уже который день за тобой наблюдаю. Не могу понять. Каждый вечер в один и тот же час ты приходишь сюда и сгоняешь очередную парочку с этой скамейки. Старуха. А-а, вот чем я тебе нехороша. Может, скамейки твои, и за место платить надо? Поэт. Нет-нет. Просто скамейка не умеет говорить, поэтому за нее говорю я. Старуха (успокоившись). Да я их не сгоняю. Они сами уходят. А чего такого - скамейка на четверых рассчитана. Поэт. Это днем. А по вечерам она принадлежит влюбленным. Я всегда прохожу вечерами через этот парк, вижу, что на каждой скамейке сидят двое. И душа моя успокаивается. Я шагаю тихо-тихо. Бывает, усталость вдруг подкатит или нахлынет вдохновение - но я ни разу не позволил себе присесть... И тут какая-то старая карга вот уже несколько вечеров подряд... Старуха. Поняла, все поняла. Тут у тебя огород. Поэт. Что? Старуха. Грядки, из которых растут твои стихи. Поэт. Господь с тобой. Парк, скамейки, парочки, фонарь - слишком банально. Старуха. Скоро это перестанет быть банальным. Все на свете когда-то уже считалось банальным. Проходит время, и все возвращается. Поэт. Ого, как ты заговорила! Ну, давай тогда и я отвечу тебе высоким стилем. Хочешь, произнесу тебе целую речь про эту скамейку? Старуха. Не стоит. Речь сведется к одному: тебе неприятно смотреть, как я тут сижу. Поэт. "Неприятно"! Осквернение - вот как это называется! Старуха. Молодые обожают высокие слова. |
