– Я в курсе. Откуда у него кровь?
– У него был нож. Я освободила его. Но поскольку связана и не могла точно видеть, что делаю, случайно его порезала.
Долгое время никто из них не разговаривал. Дельфины, киты и скаты плавали в окружающем их водном сиянии. Океан бился о смотровое окно. Крошечная голографическая рыбка промелькнула перед ним и скрылась из виду.
Габриэль уставился на океан, его глаза стали сухими и болезненными. Он ждал этого дня месяцами. Годами. Он не должен испытывать таких чувств. В глубине души кольнула боль. Глаза Мики, этот полный ужаса взгляд от шока и предательства.
– Почему ты его не остановил? – тихо спросила Амелия.
– Я бы не стал стрелять в собственного брата. Я не чудовище. – Он выкинул из головы боль, тревогу, вопросы – все это. Боль – это слабость. Эмоции – это слабость. Он не мог быть слабым. Не сейчас. – Мика – не главное. Он не имеет значения.
– Ты мог бы побежать за ним.
– Я не мог оставить тебя, – мрачно пояснил Габриэль. – Ты стал моей миссией, по просьбе Симеона.
Амелия вздрогнула. В нем промелькнуло удовлетворение, затем чувство вины. Все, что произошло между ними, просто задание, долг. Он не мог признать чувства, шевелящиеся в глубине его существа. Они не могли быть настоящими. То, что он почувствовал, когда она упала, – страх, беспокойство, сострадание, а затем позже, когда она впервые улыбнулась ему после приступа, маленькая, грустная и совершенно уязвимая. Это его потрясло.
Но все это не настоящее. И не могло быть.
Он заставил свой голос звучать жестко, равнодушно.
– Не то чтобы это была неинтересная миссия. В ней определенно есть свои плюсы.
Она задрала подбородок. Не та реакция, которую Габриэль ожидал.
– Ты не первый, кто меня использует. И можешь быть уверен, что не последний. Поверь, я привыкла, к таким как ты.
– Сомневаюсь.
– Думаешь, ты отличаешься от них? – Амелия криво усмехнулась. – Не похож на жаждущих власти игроков наверху? Ты тоже в это играешь. И используешь в процессе тех, кого придется.
– Я не такой, как они, – насмешливо возразил он. – Они продажные. Бездушные. Негодяи.
– Ты держишь меня в стороне, пока твой босс не решит, что я ему нужна. Для чего? Чтобы заставить моего отца выдать все секреты, которые вам необходимы? Как, по твоему, он собирается это сделать? Он будет… – Она тяжело вздохнула. – Он будет меня пытать.
– Нет, не будет. – Но сомнения терзали его разум. Они убивают людей. Габриэль потер затылок, провел рукой по щетине на челюсти. – Симеон не такой. Мы не такие.
– Тогда почему ты здесь, внизу, нянчишься со мной? Какая еще может быть конечная цель? Я – рычаг давления на своего отца. Он заложник, пока они что то от него хотят. Когда ты потащишь меня на мостик, они приставят пистолет к моей голове.
– Может быть. Но Симеон никогда в тебя не выстрелит.
– А ты?
Габриэль хотел сказать: «Конечно, нет». – И ему вдруг захотелось наклониться и заключить Амелию в свои объятия, смыть поцелуями страх с ее лица. Какая идиотская мысль. Разозлившись на себя, он выбросил ее из головы. Вся романтика была фальшивой, а вместе с ней и чувства. Они отказались от этого притворства.
– Ты сказал, что это война, – проговорила она.
– И что из этого?
– Все войны предполагают сопутствующий ущерб.
Слюна заполнила его рот. Он тяжело сглотнул.
– Да.
– Значит, – сказала она так тихо, что он с трудом ее расслышал, – ты будешь убивать невинных людей.
– Я не убиваю невинных.
Глаза Амелии вспыхнули в голубоватом свете. |