Тянутся бесконечные секунды, во время которых я не вижу ее лица. Зато я могу видеть, как Макс и Фил переглядываются в ошеломлении.

— О… — ее голос за моей спиной отдается тонким писком, — о ч-чем ты?

Она, видимо, пытается держаться. Хочет изобразить искреннее непонимание в голосе. Но то, как криво улыбается мой соперник, глядя на нее, выдает ее с головой.

— Отойди и сядь на свое место. — Приказывает он ей грубо.

«Ничтожество, — кричит мой разум, — кому же ты поверил, Глеб? Ей? Как ты мог? Впустил вора не только в свой дом, но и в душу. А эта продажная тварь не только отымела тебя, но еще и унизила прилюдно!»

Мое сердце замирает, когда я слышу ее тихие, неуверенные шажки. Спина покрывается холодным потом. Девчонка проходит мимо и останавливается у бара. Медленно поворачивается

Я стискиваю зубы с такой силой, что чувствую, как глаза наливаются кровью. Мне хочется встать и придушить ее собственными руками. А лучше себя — дебила, который первый раз в жизни решил довериться кому-то, и так неудачно.

Когда наши глаза встречаются, я внутренне содрогаюсь. У нее во взгляде вина, сожаление, муки совести, но мне уже все равно. Меня не трогает ни ее дрожащая нижняя губа, ни ходящие ходуном плечи.

Поворачиваюсь к Майору и глубоко вдыхаю.

— Поехали? — Бросает вызов он.

— Эм… — Теряется Марк Иосифович. — Всё нормально, господа? Я не понимаю, что происходит… Но мы можем всё отменить, если кто-то из вас считает, что…

— Мы продолжаем! — Не даю ему договорить.

Мне понятно желание старика всё исправить, но это было бы для меня еще большим унижением.

— Х-хорошо. — Он прочищает горло.

Карты неуклюже и как-то судорожно подпрыгивают в его умелых руках.

Соня отворачивается к барной стойке. Я вижу, как она дрожащими руками пытается убирать волосы за уши. Не знает, куда себя деть. Мечется, трет шею, будто задыхается, заламывает пальцы. Вижу, как Макс сверлит ее ненавидящим взглядом.

Передо мной и Майором ложатся карты. Протягиваю руку, беру их. Приподнимаю, заглядывая под «рубашку». Еле удерживаюсь, чтобы не сглотнуть.

Делаю ставку.

Он ее уравнивает.

Все происходит словно в тумане.

На стол ложатся карты «в открытую». Каждый из нас в страшнейшем накале складывает в голове возможные комбинации. Меряю взглядом противника и увеличиваю ставку. Улыбнувшись, Майор тут же ее уравнивает.

Марк Иосифович выкладывает еще несколько карт лицом вверх.

Швед уже вертится на стуле, словно на иголках. Телки его больше не интересуют, только игра. Да и те, хоть и тупые курицы, но тоже замолкли, будто бы осознают всю важность происходящего.

Снова повышаю ставку.

Майор снова уравнивает.

Все звуки доносятся до меня, как через пелену. Они сливаются в сплошное пронзительное гудение, давящее на виски. По венам вместо крови течет что-то ледяное и обжигающее. Мне дурно. Предчувствие чего-то ужасного следует неотступно.

Наши с Майором взгляды схлестываются, как тяжелые мечи. Со звоном и летящими во все стороны искрами. Мы готовы порвать друг друга на клочки, но решают здесь всё эти чертовы маленькие картонные прямоугольнички — карты.

Сгребаю сразу половину своих фишек и отодвигаю от себя, к середине стола. Вадим кивает и, не забыв улыбнуться, тоже повышает свою ставку ровно на столько же. Мы снова следим за движениями рук старика.