В своей комнате я внезапно обнаружила новое платье, шляпку, перчатки и поразительно красивое и удобное пальто из тонкой шерсти, как раз уместное при установившейся прохладной осенней погоде. Я пришла к выводу, что генерал задумал прогулку еще накануне и взял Мег в сообщницы по покупкам. Я не стала обижать кого-либо из них и послушно надела приготовленные вещи, тем более они как всегда оказались мне в пору.

Когда я спустилась на первый этаж, Шелтер по традиции уже ждал меня в холле. Как и в прошлый раз, он не стал скрывать своего восхищения, а меня болезненно кольнули воспоминания и о вечеринке, и о прошлой нашей прогулке. Оба раза все было чудесно вплоть до какого-то момента, который все портил. И сейчас я начала ждать подобный момент заранее.

Это не давало расслабиться. Я вполуха слушала рассказ Шелтера, пока Мэл катал нас по городу, не запоминая, в честь кого поставлены памятники и что размещается в красивых зданиях. Не знаю, замечал ли генерал мою рассеянность, но он как будто и не ждал от меня бурной реакции на свои слова.

Потом Мэл высадил нас у начала широкого бульвара, вдоль которого тянулись многочисленные магазинчики, совсем крошечные лавки и уютные кафе. Две узкие улочки были предназначены для повозок, а между ними раскинулась широкая прогулочная зона, по которой туда-сюда прохаживались мужчины и женщины. Некоторых сопровождали дети, громко клянчившие у лотков кто орехи в карамели, кто булочки с изюмом, а кто жаренные каштаны.

Я шла рядом с Шелтером, держась за его локоть и поглядывая по сторонам. Пожалуй, я могла понять, почему он любит Варнай. Здесь красиво и удобно. По улицам городов гуляют такие же люди, как и везде. Они живут, работают, влюбляются, заводят семьи, растят детей, никому не желая зла, но и ничего не делая, чтобы остановить то зло, что Магистрат причиняет другим. Может быть, боятся, может быть, просто не задумываются о том, что происходит за пределами их устроенной жизни.

Еще перед выходом Шелтер предупредил, что за стенами его дома о нашем разговоре и его признаниях вслух вспоминать нельзя. И я молчала. Мы говорили о том, что уже похолодало, а жареные каштаны подорожали, и еще немного – о развитии магических способностей, но не о его происхождении и выбранном пути.

Иногда нам встречались его знакомые, и тогда мы останавливались, чтобы немного поговорить с ними. Я непроизвольно напрягалась, сжимая его локоть крепче, а он успокаивающе накрывал мою руку своей, поглаживал пальцы и улыбался своим собеседникам, которые расспрашивали о здоровье и о том, как развиваются события в Палии.

Я наблюдала за Шелтером сквозь призму всего услышанного, пыталась уловить косвенные признаки его истинного отношения к Магистру, задавалась вопросом, могла ли я заметить их раньше. Нет, не могла. Я и сейчас ничего не видела. Он отзывался о Магистре с почтением, демонстрировал искреннее желание вернуться обратно на фронт и продолжить завоевание во имя величия Варная.

Раньше я думала, что у Оллина Шелтера много масок, а теперь поняла, что весь Оллин Шелтер и есть одна большая маска. Маска для человека, чьего настоящего имени я даже не спросила. Он родился варваром, стал рабом, но выжил, выстоял и поднялся из грязи. Превратил себя в варнайца и вот уже шестнадцать лет носит личину другого человека, притворяется им и ищет способ отомстить за себя. Кланяется человеку, по чьей прихоти его дом был разрушен, а близкие погибли. Выжидает. Копит силы. Чтобы однажды нанести удар и либо отомстить, либо погибнуть. «Тебе нужен кто-то, ради кого ты будешь жить… Сейчас у тебя есть то, ради чего ты готов умереть, но это не одно и то же». Так сказал Лингор в тот день, когда я случайно подслушала их разговор. И теперь я лучше понимала, что он имел в виду.

Я наблюдала за Шелтером, и неизбежно влюблялась в него еще сильнее.