– Я люблю тебя, – призналась я вместо обещания, полагая, что это даст исчерпывающий ответ на его вопрос. – Возвращайся скорее.

Он наклонился, чтобы поцеловать меня в губы. Медленно и с чувством, как будто только так мог ответить на мое признание. Наверное, мне этого хватило бы, но отстранившись, Шелтер тихо добавил:

– Знаешь, однажды и Магистр, и Магистрат падут. Но моей главной наградой станет не свобода и не торжество справедливости. Моей наградой будете вы обе. И больше никакой войны.

– Ты говорил, что больше ничего не умеешь, – напомнила я, улыбаясь сквозь навернувшиеся на глаза слезы.

– Ты научишь меня варить шоколад, – усмехнулся он. – Мы поселимся в каком-нибудь небольшом городке и откроем шоколадницу. Будет весело.

Несмотря на ситуацию в целом, я рассмеялась, представив себе Шелтера в фартуке за прилавком кафе, варящим горячий шоколад. Мне нравилась эта картина, пусть даже я понимала, что такого никогда не будет.

Поцеловав меня еще раз, Шелтер ушел. Попросил не провожать до зала, где ждал маг, чтобы не вызывать у того дополнительных вопросов. И я осталась сидеть в столовой, хотя, конечно, больше не могла проглотить ни кусочка. Я сидела там, пока не пришла Арра и не увела меня в комнату.

С того дня имение генерала снова погрузилось в тяжелый, мрачный сон. Мы снова с нетерпением ждали газет по утрам и вечерам, а в тех тон в адрес внезапного противника постепенно менялся с нарочито пренебрежительного в сторону настороженно-уважительного. Поначалу их называли смешными варварами, закутанными в тряпки, потому что их головы были обмотаны тканью, лица скрыты. Они передвигались на лошадях, и их оружие уступало варнайскому. Казалось, они не смогут причинить большого вреда, как только эффект неожиданности пройдет. Однако пришельцы из пустыни с каждой неделей уверенно продвигались по территории Варная, словно ничто не могло их остановить. Даже армия генерала Шелтера, брошенная им навстречу, теперь была вынуждена отступать.

Наверное, это был подходящий момент для поднятия восстания на завоеванных территориях, но те ждали сигнала, опасаясь выступить без поддержки. Шелтер же сигнал не давал. Умом я понимала его: он любил Варнай и не желал его уничтожения. Не имея другой родины, он хотел спасти страну от Магистра, а не сжечь дотла. Как он сказал: в таком неконтролируемом пожаре легко погибнуть самому.

Но сердцем я желала, чтобы он зажег огонь. Потому что какое-то дурное предчувствие лежало на нем тяжелым камнем. Предчувствие беды. Каждое утро я просыпалась со странной уверенностью, что судьба решит посмеяться над нами, и Шелтер погибнет, защищая Магистрат от нападения. Я едва не потеряла сознание, зацепив однажды утром заголовок газеты: «Гибель генерала». Но оказалось, что речь шла о другом генерале. И когда Арра торопливо сообщила мне об этом, я испытала небывалое облегчение и столь же сильное чувство стыда за то, что радуюсь смерти кого-то другого.

Арра пыталась убедить меня, что все мои предчувствия – это просто нервозность беременной женщины. Она заваривала мне мятный чай, заставляла гулять, следила за тем, чтобы доктор и маг вовремя меня осматривали, а я чувствовала себя виноватой за то, что она так заботится обо мне, а я не могу заставить себя придумать, как именно «вылечить» ее боль. Голова была занята другим.

Керам Нейб старательно сводил на нет все усилия Арры. Стоило ему подловить меня в одиночестве, как он заводил разговор о том, что я не должна отступать от намеченного плана.

– Ощути злость хотя бы сейчас, – говорил он. – Ведь эта война может оставить твоего ребенка сиротой. И еще не факт, что после гибели Шелтера Магистр дарует вам свободу.

– Но что я сейчас могу сделать? – спросила я однажды в ответ.