Ветер бился в окно веткой ближайшего к дому дерева, как будто просил впустить его. А ведь то дерево росло не так уж близко, еще ни разу в окно не стучалось.
– Вот только этого не хватало, – проворчал Ран. – Стихии как будто с ума сошли.
– Впустите их, – неожиданно для самой себя попросила я. – Откройте окно… оба окна… Арра, пожалуйста, мне нужен воздух.
После недолгого колебания она сделала, как я сказала. Распахнула створки сначала одного окна, потом другого. Холодный сырой воздух ворвался в комнату. Кровать стояла далеко от окон, но на лицо каким-то образом упало несколько капель дождя, а небо в то же мгновение прочертила огромная молния.
Я почувствовала, как кто-то взял меня за руку. С этой стороны никого не было, ведь Арра отошла и еще не успела вернуться. Но меня держала и не ее рука. Эти сильные пальцы я теперь очень хорошо знала. От их прикосновения по телу побежало едва ощутимое покалывание, наполняя меня силой, какой я никогда в себе не чувствовала.
– Оллин, – выдохнула я, улыбаясь.
Сила его стихий дотянулась до меня, как до этого я дотянулась до него своим шепотом. Я больше не была одна, я чувствовала его незримое присутствие. И знала, что теперь все будет хорошо.
* * *
Я помнила, как моя девочка закричала, сообщая миру о том, что родилась. Помню, как в то же мгновение ощущение прикосновения к моей руке развеялось. Помню, как ребенка показали мне, дали подержать и велели ненадолго приложить к груди. И помню, что в тот момент почувствовала себя невозможно счастливой.
А потом снова провалилась в беспамятство. Меня словно выключили, как настольную лампу. Реальность стала обрывочной и вязкой. Иногда я открывала глаза и видела рядом Арру, Нейба, Марию или доктора Балека, но ничего не успевала им сказать: проваливалась в сон снова.
Я не знала, сколько это продолжалось. Из меня словно выкачали все силы, вытащили все кости, и я превратилась в бессмысленное желе.
Осознала себя вновь внезапно, почувствовав прикосновение к щеке и едва уловимый знакомый запах крепкого, ароматного табака. Веки все еще оставались тяжелыми, и я улыбнулась, не размыкая их, потерлась о ласкающую меня руку, накрыв ее сверху своей.
– Олли, – прошептала с наслаждением. Его имя все еще ласкало язык. – Ты уже вернулся, так быстро? Как долго я сплю?
– Не знаю, – тихо пробормотал Шелтер в ответ, и в его голосе тоже чувствовалась улыбка.
Он наклонился и поцеловал меня в лоб. Я ощутила пыльный запах песка. Видимо, как и в прошлый раз, он прямиком поехал сюда, даже не переоделся.
– Как ты, милая?
– Все хорошо. Только вот… устала что-то. Но у нас все хорошо, Оллин. Ты уже видел ее? Дочку. Она такая красивая…
– Еще бы, – Шелтер рассмеялся. – Разве у тебя могла родиться некрасивая дочь?
– Красивые дети рождаются не у красивых родителей. Они рождаются от большой любви, – пробормотала я, пытаясь вспомнить, где и когда могла слышать это утверждение.
– Может быть, и так, – согласился он. – Пусть я не очень умею об этом говорить, но я люблю тебя, Мира. Очень люблю. Кажется, с того самого дня, когда встретил. А может быть, я начал любить тебя еще раньше: в день, когда услышал твой шепот. Просто сам не знал об этом долгое время. Надо было чаще тебе это говорить…
– У тебя еще будет масса возможностей, – прошелестела я, сама почти не слыша собственный голос. – Как мы ее назовем, Олли? Я специально ничего не решала без тебя, чтобы мы выбрали имя вместе.
– Я не знаю, Мира, – ответил он, сжимая мою руку.
Как же хотелось посмотреть на него, но стоило попытаться разомкнуть веки, как глаза начинало саднить, словно туда насыпали песка, поэтому Шелтер оставался для меня прикосновением, запахом и голосом. |