Пока все обращенные на меня взгляды демонстрировали вежливое, доброжелательное любопытство, но я мысленно приготовила себя к тому, что они изменятся, как только генерал сообщит им, кто я. Высокомерное презрение в глазах в общем-то добродушной и не злой Мег было еще свежо в моей памяти.

Я выпрямила спину, напоминая себе, что не сама выбрала положение наложницы, а потому мне нечего стыдиться: я всего лишь оказалась беззащитна перед чужой волей. Но взгляд малодушно опустила, не желая ни на кого смотреть.

– Мира, – неожиданно обратился ко мне генерал, – позволь представить тебе Керама Нейба, моего управляющего. Он заботится о том, чтобы мое имение не разорилось, пока я служу Магистрату. Керам, это Мира, моя особая гостья из столицы. Она какое-то время поживет тут. Сам Магистр поручил ее моей заботе, поэтому прошу относиться со всем должным почтением.

Я так удивилась, что вскинула на Шелтера недоумевающий взгляд, чем, должно быть, выдала себя управляющему. Очень уж недвусмысленно тот усмехнулся, когда я повернулась к нему и протянула руку для приветствия.

Нейб не стал утруждать себя глубоким наклоном к ней, лишь сжал мои пальцы в своих и едва заметно опустил голову. Глаза его красноречиво говорили: «Особая гостья, да? Ну-ну».

Зато никто из прислуги не заметил подвоха: ни пожилой дворецкий, ни строгая, чопорная экономка, ни юная горничная, в чьих глазах плясали смешинки, ни бледный, болезненного вида лакей, ни сдержанный камердинер средних лет. По именам мне представили только дворецкого – Морроу и экономку – госпожу Холт.

И все же неловкий момент случился, когда на площадку к нам поднялся возница, держа в руках небольшой чемодан генерала и мою скромную дорожную сумку. Дернувшемуся лакею он сообщил, что других вещей нет, только эти.

– А где же вещи вашей гостьи? – удивился Морроу.

Керам, оказавшийся к тому моменту за моей спиной, тихонько хмыкнул. Я почувствовала, как краснею, а генерал Шелтер с невозмутимым видом заявил:

– Все произошло несколько спонтанно. Я торопился выехать, поэтому госпожа Мира не успела как следует собраться. Ее вещи пришлют из столицы чуть позже.

Других объяснений никому не понадобилось, и я тихонько выдохнула, когда нас пригласили пройти в дом. Как бы там ни было, а за то, что генерал не стал лишний раз унижать меня перед своими людьми, я почувствовала себя благодарной ему.

* * *

Мне выделили угловую комнату на втором этаже. Два больших окна на смежных стенах наполняли ее воздухом и светом: сейчас это были последние огненные всполохи заката. В остальном обстановка напоминала спальню в городском доме генерала, где я провела предыдущую ночь. Разве что эта комната оказалась еще просторнее. Да тут можно ярмарку устраивать! Помимо платяного шкафа имелся еще и книжный, но полки его были почти пусты, пара десятков книг стояла отдельными группами на разных уровнях, перемежаясь статуэтками и маленькими вазочками без цветов. Я почему-то подумала, что протирать здесь пыль – настоящее мучение.

Огромная кровать с – кто бы сомневался? – балдахином притаилась в темном углу. Можно не беспокоиться о том, что по утрам меня будет мучить солнечный свет. Подумав об этом, я нервно рассмеялась. Хоть о чем-то можно не беспокоиться!

Рядом с книжным шкафом, в противоположном от кровати углу, стоял письменный стол. Я без особого интереса подергала ящики, но они оказались преимущественно пусты. Лишь в одном лежали письменные принадлежности и стопка бумаги.

Я успела еще оценить низкий широкий подоконник, тянувшийся под одним из окон. Он был усеян маленькими подушечками и при желании я могла бы использовать его как кушетку: сидеть, вытянув ноги, и любоваться открывающимся из окна видом. А благодаря тому, что особняк стоял на небольшом возвышении, вид открывался очень приятный глазу: на цветущий сад, изрезанный узкими тропинками, стекающимися к фонтану с замысловатой скульптурной композицией в центре.