– Оллин, – последовал лаконичный ответ.
– Оллин, – шепотом повторила я, словно пробуя его имя на вкус.
И к моему собственному удивлению оно показалось мне довольно вкусным: двойное «л» ласкало язык. Мягкое, немного тягучее имя странно сочеталось с резкой, шипяще-рычащей фамилией. И совсем не вязалось со страшным прозвищем.
– А как твое полное имя? – поинтересовался генерал, не дождавшись от меня заметной реакции.
– Мирадора Торн.
– Мирадора Торн? – переспросил он и хмыкнул. – Ужасное имя, тебе совершенно не подходит.
– Почему? – Я так не ожидала подобной оценки, что совсем забылась и снова посмотрела на Шелтера.
На бесстрастном лице промелькнула тень улыбки.
– Потому что это имя звучит как раскат грома. А ты не похожа на гром. Скорее на шелест ветра в весенней листве.
Надо же, как поэтично, оказывается, он умеет мыслить… Генерал не переставал меня удивлять.
– Тогда какое имя, по-вашему, мне бы подошло?
Я снова оказалась поймана его гипнотизирующим взглядом. Не в силах отвести глаза, безвольно наблюдала, как он сделал глоток вина, поставил бокал на место и взялся за приборы, но есть не продолжил, предпочитая смотреть на меня, словно мысленно подбирая подходящее обращение.
– Хотя бы – Мила. Давай, я буду звать тебя «милая»? Ты не против?
Он вдруг «отпустил», снова переключив внимание на содержимое своей тарелки, которое стремительно таяло, и я смогла выдохнуть.
– Полагаю, вы можете звать меня так, как вам захочется, – заметила я, не сумев скрыть горечь. – Не думаю, что мои желания имеют значение.
– Пожалуй, нет, – легко согласился генерал. И язвительно добавил: – Но я дал тебе возможность сделать вид, что это твое решение. Я ведь сама деликатность, как ты верно заметила. Твое право не воспользоваться такой возможностью. Почему ты не ешь? Не голодна? Не нравятся закуски? Я могу попросить подать тебе что-нибудь другое.
– Нет, я… – от резкой смены темы я слегка растерялась, но постаралась побыстрее взять себя в руки и не мямлить. Я очень хорошо знала, как сильно это раздражает мужчин. – Просто я не привыкла… так держать приборы.
– Держи их как тебе удобно, – отмахнулся Шелтер. – Я не умру от ужаса, если ты не станешь соблюдать светский этикет. Я солдат, если ты не забыла. Временами мне приходится есть вообще руками, так что ты меня ничем не удивишь.
– Да? Хорошо…
Я с облегчением отложила нож и взяла вилку в правую руку, после чего дело пошло веселее. Только положив в рот первый кусочек еды, я поняла, как сильно проголодалась. А закуски, прямо скажем, оказались вкуснее всего, что мне когда-либо доводилось пробовать.
– Надеюсь, ты не в обиде на меня и Морана за тот маленький спектакль, что мы разыграли тогда, – снова заговорил генерал, когда я успела подчистить половину содержимого тарелки.
Я едва не поперхнулась: ему опять удалось меня удивить.
– Не сочтите за дерзость, господин генерал, – в приступе отчаянной храбрости ответила я, – но у меня есть куда более серьезные поводы обижаться на вас.
Слова прозвучали грубо, но моей смелости опять не хватило на то, чтобы посмотреть на него.
– Справедливо.
Судя по тону ответа, генерал не оскорбился. И это вдохновило меня на встречный вопрос:
– Скажите, к чему все это было? Зачем вы заходили тогда ко мне? Что вы вообще делали в Оринграде?
– Разведывали обстановку. Я всегда так делаю, прежде чем куда-то вторгнуться.
Он сказал это так легко, словно речь шла об изучении ассортимента нескольких лавок, прежде чем сделать покупку. |