Финн долго молчал, и единственными звуками в комнате было потрескивание сухих поленьев, весело пожираемых огнем.

– Черт бы побрал твою гордость, Дина! – наконец тихо произнес он. – Я устал биться об нее лбом.

Ее охватила паника, забив ключом, словно гейзер. Его слова прозвучали финальным аккордом, завершающей фразой. У Дины вырвался тревожный крик, и она вцепилась в его руку прежде, чем он успел выйти.

– Финн, пожалуйста!

– Я пойду погуляю. – Он попятился назад, подняв ладони кверху, словно боясь, что может нанести им обоим непоправимый ущерб, если хотя бы прикоснется к ней. – Есть разные способы, чтобы успокоиться. Самый действенный – пойти погулять.

– Я не хотела тебя обидеть. Я люблю тебя.

– Это удобно, потому что я тоже люблю тебя. – В этот момент он действительно чувствовал любовь, хотя она и убивала его. – Но, кажется, этого недостаточно.

– Мне все равно, что ты злишься. – Она опять бросилась вперед и прильнула к нему. – Ты и должен был разозлиться. Ты должен орать и психовать.

Очень осторожно, пока он еще мог собой управлять, Финн высвободился из ее рук.

– Из нас двоих орать должна ты. Я сказал бы, что это у тебя в генах. Все мои предки предпочитали вести переговоры. Но так случилось, что я уже не способен больше на компромиссы.

– Я же не прошу тебя идти на компромисс! Я только хочу, чтобы ты выслушал меня!

– Прекрасно. – Он отошел от нее и сел в тень, на диванчик у окна. – В конце концов, разговоры – это твоя сторона. Давай, Дина, вперед. Будь рассудительной, объективной, понимающей. А я буду твоей аудиторией.

Вместо того чтобы возмутиться в ответ на его насмешки, она молча села.

– Я даже не представляла, что ты настолько зол на меня. Дело не только в том, что я не сказала тебе про последнюю записку, правда?

– А ты как думаешь?

За много лет ей приходилось беседовать с дюжинами враждебно настроенных гостей. Но Дина сомневалась, что кто-либо из них был менее сговорчивым, чем Финн Райли с его ирландской кровью.

– Я воспринимала наши с тобой отношения как нечто само собой разумеющееся. Это было несправедливо. А ты позволял мне это делать.

– Неплохо, – сухо прокомментировал он. – Начать с самообличения, потом развить тему. Неудивительно, что ты наверху.

– Не надо. – Она вздернула голову, ее глаза блеснули, отражая огонь камина. – Дай мне закончить. По крайней мере, дай мне закончить до того, как ты скажешь, что все кончилось.

Воцарилась тишина. Дина не могла видеть его лица, но, когда Финн заговорил, в его голосе звучала слабость:

– Думаешь, я смог бы?

– Не знаю. – Ей на глаза набежали слезы, блестя в мерцании пламени. – До этого я никогда не разрешала себе об этом думать.

– Боже, только не плачь! Дина услышала, как он завертелся на диване, но не встал и не подошел.

– Не буду. – Она смахнула слезу и постаралась проглотить остальные, уже комком стоявшие в горле. Дина понимала, что с помощью слез могла бы добиться от Финна чего угодно. И что потом презирала бы себя за это. – Я всегда думала, что смогу справиться с любым делом, если буду прилежно над этим трудиться. Если я все внимательно распланирую. Поэтому я всегда составляла списки, придерживалась расписаний. Я мучила нас обоих тем, что воспринимала наши отношения как работу – пусть удивительную, но все же работу, с которой надо было справиться. – Она говорила быстро и не могла остановиться. Слова сыпались друг за другом, но Дина торопилась, чтобы успеть все сказать.