— Она… Она выходит замуж.

— Ах, вот как? Значит, у тебя будет второй папочка? Так скажи мамочке, пусть перед свадьбой подготовит свою рожу для стаканчика серной кислоты! Знаешь, что это такое? Морда станет как задница, если с нее шкуру содрать! Вот так-то, моя дорогая проституточка! Вали домой, привет мамашке!

— Я не могу валить домой, — пробормотала она, хватаясь за одежду.

— Это почему же не можешь? — подозрительно спросил Борис.

— Я сказала маме, что еду в деревню к бабушке. Готовиться к экзаменам в институт. На два месяца.

— А чего тебе готовиться?! Мамочка в нашу Академию и так тебя пропихнет!

— Я не в Академию. Я второй раз в Первый медицинский.

— И такие шлюхи будут заниматься благородной деятельностью врача! Вконец погибла Россия! Черт знает, что творится! Аркаша, лучше бы нам сидеть за колючей проволокой и не вылезать!

Инна торопливо одевалась, и Аркадий видел, что она быстро успокаивалась, приходила в себя, считая, что самое страшное позади, что первый взрыв ярости этого зверюги в грязном халате уже миновал.

Но выдохнувшийся было Борис вдруг сардонически захохотал и вновь вскочил со своего кресла.

— Аркадий! Идея! Из каждого свинства можно вырезать кусочек свинины, — так говорят классики? Я — гений! Мы вот что сделаем. Коль скоро ты, задрыга, смылась из дому на два месяца, то и отработаешь за мамашу свой срок! Отработаешь здесь, в этой квартире! Прислугой! Без зарплаты, без прогулок во дворе, за одни харчи! Круглые сутки! Нет, за продуктами будешь ходить! Полы каждый день мыть, стирать белье! И не два месяца, а два наших года, день в день! Как ты с мамашей этот вопрос утрясешь, мне наплевать! Но скажешь ей, что на этом наши счеты с ней покончены!

— Но я… Я хочу в институт поступать!

— Ах, в институт? — срываясь, прокричал Борис. — Наш друг Ричард хотел стать режиссером и великим артистом, а теперь лежит в земле! Твоя мамочка в компании с такими же, как она, гадами загнали его туда, в могилу! Но мы — гуманисты, правда, Аркадий?! И учти, два года на твою кривую морду смотреть — для меня самого это сущее наказание! Будешь хорошо справляться со своими обязанностями и демонстрировать примерное поведение — день за два пойдет! Отсидишь здесь год, а потом, если не сдохнешь, можешь поступать в свои институты! Год! От звонка до звонка. Полная обслуга и мне, и Аркадию!

— И маме… ничего не будет? — спросила она.

— Аркадий? — Борис вопросительно посмотрел на друга.

— Ничего, — кивнул Аркадий. — Закроем все счеты.

— Я согласна, — с неожиданной твердостью ответила девчонка. — Хорошо.

— Твоего «хорошо» мало! Иди и возвращайся с письменным согласием своей мамочки! Марш!

— Я ее уговорю, — она уже влезала в свитер.

— Еще бы не уговорила! Но это ваши проблемы. Завтра поутру явиться для отбытия срока наказания в условиях режима повышенной строгости.

— Я приду, — она кинулась из комнаты и через секунду дверь за ней захлопнулась.

Аркадий задумчиво пожевал губами, сказал неторопливо:

— Тебя действительно озарила гениальная мысль. Эксперимент любопытный, скажем так. Мамочку она уломает. И жизнь у обеих получится кислая. На год. Если мы сами будем до конца принципиальны.

— А это уж не твои заботы. Я из нее рабыню сделаю. Она этот год всю жизнь помнить будет, а мамулю возненавидит так, что и на похороны ее не придет. Так! Что делать с Яном Петровичем, мы тоже знаем. Будем считать, что два-ноль в нашу пользу.