|
Вы отлично знаете, что меня это мало трогает. Посмотрим, как вы осмелитесь теперь поносить мою родню, – после того, что происходит в вашей собственной семье! Да ведь дядюшка Башелар просто орел! А моя сестра – учтивейшая из женщин! Хотите знать мое мнение? Извольте, – если б мой отец не умер, вы бы убили его… Что касается вашего папаши… Жоссеран еще больше побледнел. – Элеонора, умоляю тебя, – прошептал он. – Говори что хочешь о моем отце, говори что хочешь о всей моей семье… Но только оставь меня в покое, умоляю тебя… Я так плохо себя чувствую. Берте стало жаль отца; она подняла глаза. – Оставь его, мама, – сказала она. Г жа Жоссеран обернулась к дочери. – А ты погоди, дойдет и до тебя черед! – все больше свирепея, продолжала она. – Я сдерживаю себя со вчерашнего дня… Но имей в виду, мое терпение скоро лопнет, да, да, лопнет! Мыслимо ли это, – с жалким приказчиком! Где же твоя гордость? А я то думала, что ты просто пользуешься его услугами, что ты была с ним любезна ровно настолько, чтобы приохотить его к торговле, для пользы дела, и я же еще помогала тебе, поощряла его… Ну какую ты усмотрела в этом выгоду, скажи на милость? – Никакой выгоды, разумеется, – пробормотала Берта. – Зачем же ты тогда связалась с ним? Это еще более глупо, чем гадко… – Какая ты смешная, мама, – в таких делах обычно не рассуждают… Г жа Жоссеран опять начала расхаживать по комнате. – Ах, не рассуждают! Надо рассуждать, надо! Нет, вы только подумайте, – так вести себя! Где же тут здравый смысл? Его нет и в помине, вот что меня бесит! Разве я учила тебя изменять мужу? Разве я сама изменяла твоему отцу? Вот он, спроси его. Пусть скажет, заставал ли он меня когда нибудь с мужчиной? Г жа Жоссеран замедляла шаги, ее походка становилась величественной; она размашисто похлопывала себя по зеленому лифу, отчего ее грудь ходила ходуном. – За мной нет ничего, ни единого проступка, ни разу я не забылась, даже в мыслях… Моя жизнь чиста… А ведь одному богу известно, сколько я натерпелась от твоего отца! Никто бы не решился меня осудить, многие женщины на моем месте отомстили бы за себя. Но у меня был здравый смысл, и это меня спасло… Вот видишь, твоему отцу нечего сказать. Сидит себе на стуле и молчит, – что он может возразить? На моей стороне все права, я порядочная женщина… Дура ты этакая, ты даже и не подозреваешь, как ты глупа! И она принялась назидательным тоном читать дочери лекцию из курса практической морали, на тему о нарушении супружеской верности. Разве Огюст не вправе теперь командовать ею? Она сама дала ему в руки грозное оружие. Даже если они и помирятся, она не сможет затеять с ним никакого спора, У него сразу найдется чем попрекнуть ее в ответ. Каково ей тогда придется! Очень ей будет сладко – вечно гнуть спину! Конечно, она неминуемо должна будет проститься со всеми мелкими преимуществами, которые могла бы иметь при послушном муже, проститься с его лаской и вниманием! Нет, лучше оставаться порядочной женщиной и иметь право кричать у себя в доме сколько вздумается! – Клянусь богом, – заявила г жа Жоссеран, – даже если б ко мне приставал сам император, я и то держала бы себя в руках! Слишком уж много теряешь на этом! Она молча прошлась по комнате, как бы размышляя о чем то, а затем добавила: – И к тому же это величайший позор. Жоссеран смотрел на нее, смотрел на дочь, шевеля губами, но не произнося ни слова; всем своим видом смертельно измученного человека он как бы взывал к ним, умоляя прекратить это жестокое объяснение. Но Берта, обычно покорявшаяся насилию, обиделась на поучения матери. Она даже возмутилась под конец, она не понимала своей вины, так как ее приучали лишь к одному – стремиться поскорее выйти замуж. |
