Казалось, перед ними разверзлось жерло топки. Пламя взревело в руке, словно раздутое невидимыми мехами. Сияние выползло из-под пальцев, на них заплясали огненные язычки, однако сам металл не выказывал признаков нагрева. Когда пальцы разошлись в стороны, на их концах образовался топкий конус пламени. С торжествующей улыбкой Элоф повернулся и выбросил руку в латной рукавице к дальней стене жестом повеления или вызова. Огненный язык метнулся через всю кузницу, оставил на стене выжженный круг и исчез, растворившись в ничто.

Керморван потрясенно наблюдал за происходящим. Хотя, общаясь с дьюргарами, он немало слышал об истинном кузнечном мастерстве, но ни разу не видел его в действии.

— Знатная вещь, — спокойно сказал Анскер. — Принцип ее действия чем-то напоминает наши светильники, но за все долгие годы труда и накопления знаний мы, дьюргары, еще не создавали ничего подобного.

— Как видишь, — голос Элофа слегка дрожал, — эта рукавица обладает свойствами уловления, сохранения и высвобождения. Можно делать то же самое с солнечным светом, ветром, текущей водой, со звуками голоса — она может захватывать любую силу, имеющую в своей основе тепло или движение, и вернуть обратно в концентрированном виде.

— Включая силу, воздействующую на человеческий разум? — резко спросил Керморван.

— Думаю, да. Во всяком случае, я надеюсь на это. Анскер и Илс мало чем могли помочь мне, когда я показал то странное бодило и символы, выгравированные на нем; дьюргары никогда не стремились овладеть искусством подчинения, даже в целях защиты. Но мне, к несчастью, пришлось это сделать. Я знаю, что из рунного меча исходит некая сила, способная поражать многих одновременно. Эта сила уменьшается на расстоянии, точно так же, как свет лампы или звук голоса. Так не обладает ли она такими же свойствами?

— Темный свет; голос, вещающий ужасные мысли; стрела, поражающая на расстоянии, — тихо промолвил Анскер. — Так я почувствовал это. Оно долго не отпускало меня, даже после нашего бегства.

— И меня, — добавила Илс. Ее ясные глаза на мгновение затуманились, и она зябко передернула плечами, несмотря на жару в кузнице. — Я не хочу встретиться с ним снова. Это было ужасно!

Керморван с сомнением взглянул на Элофа:

— И ты надеешься, что этого будет достаточно? Но ты не узнаешь доподлинно, пока не встретишься со своим врагом. Можешь ли ты так рисковать? Я ожидал увидеть… не знаю… может быть, другой меч? Оружие, отвечающее силой на силу!

— Такие средства не для меня, — с горечью ответил Элоф. — Я не могу играть со страхом, склонять души людей в одну сторону, пока мастер-кузнец старается склонить их в другую. Подумай, что случится с ними, зажатыми между двумя противоборствующими силами. Не треснут ли он, как ореховые скорлупки между молотом и наковальней? Или ты хочешь, чтобы я погнал свою армию против эквешцев и устроил так, чтобы они убивали друг друга? Но как долго продлится такая борьба, если единственные реальные противники прячутся за спинами своих воинов, как за живыми щитами? Годы, целые поколения смерти и убийств; безумие и опустошение с обеих сторон. Нашей единственной наградой будет холодное торжество Льда, если не хуже. Если я погоню людей, словно животных на бойню, и в конце концов нанесу поражение мастеру-кузнецу, то не стану ли я сам во многом подобен ему? Не займу ли я его место?

Голос Элофа звучал глухо от сдерживаемой муки.

— Это уже едва не случилось раньше, — продолжал он. — Мастер-кузнец выбрал меня для своих целей, и нельзя сказать, что он ошибся. Мы с ним во многом похожи.