Вдруг Вера заметила, что они ехали по Ленинградскому проспекту.

– Но, Сережа, по моему, ты перепутал маршрут в навигаторе. Мы едем в другую сторону.

Сергей молчал, загадочно улыбаясь и не глядя на нее.

– Сережа, куда мы направляемся? – взволнованно спросила Вера.

– Кое в какое другое место. Я передумал сегодня ехать ко мне. Скоро узнаешь.

Ей стало не по себе, она напряженно вглядывалась в его лицо, в улыбку, полную интриги, но вдруг страх отступил, словно она сказала себе, что нужно верить, раз она влюблена по настоящему, и будто от одного ее слова самой себе – как от поднятого затвора – верить стало можно, и опасность ушла.

Мимо уже не проносились, но медленно проплывали сталинские дома, геометрически выверенные улицы, высокие окна, фасады с лепниной, просторные скверы с фонтанами, которые уже через два месяца наполнятся восхитительной зеленью. Сталинская Москва всегда внушала Вере какой то неясный трепет – благоговение перед противоречивой эпохой, полной трудовых и боевых подвигов, и тревогу от воспоминания, сколь тяжела была жизнь простых людей в те десятилетия.

Она еще не знала, что скоро будет вспоминать это мгновение и думать, что это была ее последняя счастливая весна! Будет спрашивать себя, почему жизнь не может быть столь же выверенной, упоение ею – бесконечным, а радость – незыблемой, как эти совершенные районы, скверы, как эти прочные дома…

Глава седьмая

2020 год, апрель

В Германии установился щадящий режим – щадящий для простых работников, но беспощадный для малого бизнеса. Все компании, какие могли, перешли на удаленную работу. Рестораны, гостиницы, салоны, торговые центры, школы – все закрылось. Между тем можно было гулять, ходить в парки, леса, но не шумными компаниями, а семьями. Кому то казалось, что ограничения и трудности, связанные с пандемией, лишь косвенно влияют на образ жизни: можно было отучиться от готовой еды или заказывать доставку на дом, можно было научиться стричь волосы, купить бритвенный станок для мужа или сыновей, научиться делать маникюр и педикюр, заказывать одежду онлайн, заниматься йогой тоже онлайн, совмещать обучение детей и работу – все, все можно было перетерпеть, нужна была лишь недюжинная сила воли. Трудности эти можно было назвать почти незаметными, оттого с ними было легко смириться, принять их, внедрить в свой уклад и не протестовать, и, что бы ни говорил здравый смысл, нужно было не раскрывать свой рот, не извлекать из него слов.

Йохан не был среди этих людей. И дело было не только в том, что в его понимании логика происходящего все больше расходилась с тем, что подсказывала ему простая медицинская логика. Дело было в том, что он тосковал, тосковал безмерно, безотчетно. Никакая воля не могла сжать и уменьшить его тоску. За последние два года он так привык к семейной жизни, так привык не быть одиноким, быть нужным, быть любимым, в конце концов, что стены дома, ставшего вдруг огромным, давили на него. Они словно напоминали ему о том, в чем он был не прав, напоминали ему о его просчете с билетами.

Он лежал на диване в гостиной после работы, вперив взгляд в белый потолок с точечными светильниками. Целый мир, казалось, уменьшился и перестал иметь значение. Все вокруг: каждая комната дома, каждая улочка поселка, леса за ним – заполнилось его беспредельным переживанием, тревожным волнением, не поддающимся уразумению. В голове крутилась обида Юли, ее тон, раненый взгляд. Каждый день они созванивались, но она, кажется, все еще не могла смириться с тем, что он сглупил.