В дверях показался Голицын. В отличие от многих шаркунов, уже успевших получить награды ни за что ни про что, он уже побывал в самом пекле, о чем свидетельствовали и «Анна» 3-й степени «С мечами» на груди, и забинтованная голова — офицер прибыл прямо из госпиталя. Похоже было, что его обещания, данные Ольге, не остались пустыми словами и были подкреплены реальными делами. Поручик отдал командующему письмо и свежие петербургские газеты.

Жилинский прочел рекомендательное письмо, написанное родственником поручика, влиятельным придворным, князем Свирским. Князь писал о том, что «уступая настоятельным просьбам поручика, прошу отправить его после госпиталя на самый опасный участок фронта»…

— Постойте… — вдруг вспомнил Самсонов, с интересом присматривавшийся к офицеру, — уж не тот ли вы поручик Голицын, который в тысяча девятьсот тринадцатом году, во время маневров в Галиции, проник к пограничной полосе между Россией и Австро-Венгерской империей и, несмотря на протесты австрийского часового, зачеркнул на пограничном столбе слово «Австрия» и написал «Россия»?

— Так точно, я! — молодцевато ответил поручик. — Это было, ваше превосходительство, пари. За этот поступок я честно отсидел на гауптвахте.

— А не тот ли вы поручик Голицын, который в прошлогодние автомобильные гонки в Петербурге выиграл первый приз? — продолжил «опрос» Орановский.

— Так точно, ваше превосходительство, я.

— Это какую же скорость вам удалось достигнуть в мае тринадцатого?

— Двести один километр в час, — скромно ответил поручик. — Четырехцилиндровый двигатель, мощностью двести литров.

— Невероятно, господа! Двести один! — покачал головой командующий. — Разве мы могли еще недавно представить себе такое, а?

— Да уж. Одно слово — технический прогресс. Повсюду он — и в мирной жизни, и на войне, — согласился Орановский.

Жилинский, просматривая свежие газеты, заметно помрачнел.

— Две недели назад барон Корф геройски погиб… С небольшим отрядом отправился на захват вражеской батареи, никто не вернулся. Попали под обстрел. Его обезображенное тело потом отыскали, — задумчиво сказал командующий, читая списки погибших, пленных и пропавших без вести офицеров, которые печатали тогдашние газеты. — Вы, кажется, его хорошо знали, поручик?

— С не очень хорошей стороны… — замялся Голицын. — Впрочем, ваше превосходительство, о покойных — или хорошо, или никак. Сложил голову за Россию. Светлая ему память.

— Похоронен здесь, неподалеку… — говорил Жилинский. — В родовом имении, как и завещал. Оно и понятно: на родной земле, как говорится, и лежать легче.

— Позвольте взглянуть и нам, Яков Григорьевич, — обратился Орановский к командующему.

— Да-да, конечно, берите, господа, — подвинул Жилинский в центр стола стопку газет.

— Вот, кстати, интересный случай, — сказал Самсонов, найдя что-то в газете.

— И что же там, Александр Васильевич?

— Да вот небольшой очерк о некоем юном прапорщике, первым ворвавшемся во вражескую траншею, — Самсонов сделал паузу и процитировал: «…показывая пример доблести нижним чинам, прапорщик Сеченов увлек солдат за собой в атаку и первым ворвался во вражескую траншею. Несмотря на то что вражеские позиции на этом участке фронта были весьма укреплены, рота молодецким ударом смяла и опрокинула противника, бежавшего врассыпную. В ходе этого удара убито и пленено много солдат противника, захвачены вражеские трофеи».