| 
                                    
 – Она сегодня целый день бегала – и за молоком, и за хлебом. Пеленки помогла полоскать. Пожалей ее. Она же маленькая еще. 
– Потом лупить поздно будет. А что бегает, правильно. Должна помогать. 
Коленька тяжело заболел, когда ему исполнилось два года. Кате шел седьмой. 
Был поздний вечер. Южный. Теплый. Ранний. Внезапный. Алла Сергеевна прикорнула. На чуть-чуть. Всего на полминутки. Андрей Андреевич в ночную смену дежурил. Катя качала люльку с Коленькой и тоже задремала. Вдруг очнулась, посмотрела на брата, а тот лежал тихо-тихо и как будто не дышал. Катя кинулась к матери: 
– Мама, Коленька не дышит. 
Алла Сергеевна подбежала к кроватке, схватила на руки Коленьку и побежала на улицу. Катя бросилась следом. Она не знала, куда они бежали. Только боялась от матери отстать. Они прибежали в какой-то двор. 
– Звони, стучи, скорее! – крикнула Алла Сергеевна дочери. Они стояли перед чужой дверью. 
Катя звонила, стучала. 
Дверь открыла женщина. Алла Сергеевна зашла в коридор и протянула женщине Коленьку. 
– Вот, не дышит. Разбуди его, – сказала она женщине. 
Женщина позвала – «Нина!» Вышла девочка. Взяла Катю за руку и увела на кухню. Поставила чашку на стол, варенье, хлеб нарезала. 
– Тебя как зовут? – спросила девочка. 
– Катя. 
– А меня Нина. Ешь. – Нина намазала на хлеб варенье и дала Кате. 
Катя сидела, пила чай, ела хлеб. Нина сидела напротив и смотрела, как Катя ест. В другой комнате бегали, суетились, разговаривали люди. 
– А что с Коленькой? – спросила Катя Нину. 
– В больницу его отвезут. У меня отец в больнице работает. Он хирург. Очень хороший врач. Его все в городе знают. Он в войну много людей спас. 
На кухню зашла та женщина, которая дверь открыла. Что-то сказала дочери по-осетински. 
– Пошли спать, мама велела, – сказала Нина. 
Катя легла на диван с Ниной. Валетом. Сунула холодные ноги под бок Нине и заснула. Успела подумать, как хорошо было бы, если бы у нее была старшая сестра, как Нина. 
  
– Как мама и Коленька? 
Спрашивала, надеясь, что мама еще побудет в больнице, а она еще поживет здесь – у дяди Аслана. 
Но через неделю за ней пришла мама. Серая, согнувшаяся, с обкусанными в кровь губами. 
– Пойдем домой, доченька, – сказала Алла Сергеевна и заплакала. 
Жена дяди Аслана – Катя так и не знала, как зовут эту строгую женщину, – принесла чашку с травами. 
Алла Сергеевна сказала: 
– Спасибо тебе за Катю. 
Катя еще удивилась: при чем тут она? Нужно было сказать: «Спасибо за чай». 
Они пошли домой той же дорогой, по которой бежали неделю назад. Только шли медленно. Катя все время обгоняла мать, останавливалась и ждала. Алла Сергеевна шла медленно – нога ныла. 
Дома на кровати лежал пьяный Андрей Андреевич. Кроватка Коленьки была пуста. Даже одеяло и матрас пропали. Только на буфете появилась фотография – единственная Коленькина фотография. Сделали в фотоателье, когда ему годик исполнился. Катя тогда еще смеялась – на девочку похож – в нарядном чепчике и распашонке. 
– А где Коленка? – спросила Катя. 
– Нет больше Коленьки, – сказала Алла Сергеевна. 
Проснулся отец, стянул ремень, зажал Катю между коленок, задрал платье и начал хлестать ремнем. 
Для Кати все слилось в одном крике – материнском и отцовском. Мама кричала: 
– Оставь ее, отпусти. 
Отец: 
– Ты виновата. Заснула. Недоглядела. Он больной, а ты здоровая. Плохо за ним смотрела. 
Катя плакала, ерзала между отцовскими коленками и кричала: 
– Я не виновата.                                                                      |