Полуразрушенный пирс, сумерки, трое встречающих в одинаковых черных костюмах и черная же «Волга» — все это произвело на Банду довольно неприятное, мрачное и гнетущее впечатление.
Еще более странным показалось Банде то, что катер, высадив их на пирс, тут же дал задний ход, устремляясь в открытое море, как будто торопясь поскорее исчезнуть, не стать свидетелем чего-то ужасно тайного…
— Здравствуйте. Это вы — Большакова Алина Владимировна? — по-казенному строго встретил их вопросом тот из тройки, что был постарше, видимо, начальник этой команды.
— Я…
— Проводите девушку в машину, — обратился он к своим подчиненным, а сам обернулся к Банде:
— Бондарович?
— Он самый.
— Давай пройдемся… Ты, наверное, действительно хороший парень и неплохой боец…
Они медленно, словно прогуливаясь, брели по пирсу, шагов на пять отстав от Алины с остальными гэбистами.
— Наверное, — Банде не хотелось продолжать этот непонятный разговор. Ему вообще не хотелось разговаривать. Он хотел быстрее остаться с Алиной наедине, чтобы молча вспомнить так глупо погибшего Олежку, лучшего друга. Погибшего, по существу, из-за его, Банды, нерасторопности. Ведь это он, Банда, чуть-чуть не успел «снять» того проклятого иранца! Олег погиб, пройдя огонь Афгана, в солнечной и мирной Болгарии… А этот придурок идет рядом и зудит о такой ерунде!
— Понимаешь, парень, мне, конечно, очень жаль. Но ты должен меня понять. Я ведь солдат, а солдаты вынуждены просто выполнять приказы, не обсуждая их. И не осуждая командиров. Пойми, я этого не хотел, — он остановился, и Банда тоже замедлил шаг.
— Нет, я что-то ничего не понимаю.
— Ты, парень, влез в слишком опасную игру.
Ты вышел из нее как будто победителем, ноты не нужен нам в качестве победителя. Понимаешь?
— То есть…
— Лавры пожнут другие. Дочь вернется к отцу, отец будет работать там, где это потребуется в интересах России, а ты, Бондарович, к сожалению, становишься лишним. Ты не входишь в эту схему, парень… — он потянулся рукой во внутренний карман пиджака, и в ту же секунду до Банды наконец дошло, что происходит.
Сашка резко ударил мужика в лицо, и тот, теряя равновесие, взмахнул обеими руками. В правой у него уже был зажат пистолет с навернутым на ствол глушителем. Не теряя ни секунды, ударом ноги в грудь Банда сбросил его с пирса в море и в три прыжка настиг уходивших с Алиной кэгэбистов.
— Ах вы, гады!
Они резко обернулись на всплеск воды, и именно в этот момент на них налетел Банда. Первый последовал за своим начальником, но второй успел все-таки выстрелить, и Банда, перед тем как отправить его в нокаут, почувствовал, как вонзилось что-то горячее в левую руку чуть пониже плеча, сразу разливая по телу волны жара и боли. Рука тут же перестала его слушаться, но слава Богу, что доказывать свою правоту более было некому.
Алина так ничего и не поняла. Она удивленно смотрела на Банду, и вдруг ужас отразился на ее лице:
— Саша, ты ранен?
— Ерунда, до нашей свадьбы заживет, — попробовал отшутиться Банда, но заметив, что сброшенные в воду сотрудники безопасности резко и быстро плывут к берегу, заторопился. Он схватил Алину за руку, бросившись к «Волге».
— Алина, скорее!
— За что они в тебя стреляли?
— Долгая история. Я — лишний.
— Как это?
— Так бывает, оказывается, — устало выдохнул Банда, тяжело опускаясь на сиденье водителя.
Они неслись по ночному шоссе, подальше от моря, подальше от Севастополя, подальше от той страшной бухты. |