Ему следовало сказать ей. Это трудно было бы услышать. Дело не в его неверности и не в том, что у него были особые сексуальные предпочтения, о которых она не подозревала, а в его решении одному нести страшное знание о том, что их счастливые дни сочтены. А может быть, он боялся, что она откажется от него.

– Я уверена, что дело было не в этом, – перебила Сью, когда увидела, что Эми расстраивается все больше и больше. – Он просто хотел избавить тебя от боли. Это бывает, когда кого нибудь любишь.

Эми как будто не слышала ее. Она бродила по комнате, прикасалась к вещам. Покачала лошадку, покатала на полке туда сюда маленькую зеленую металлическую машинку, полистала школьные тетради. Она старалась наполнить эти действия смыслом, но чувствовала только неловкость и неестественность всего этого. Это место было для нее призрачным, оно не хранило памяти о жизни. Нечто сакральное и мертвое – как мавзолей.

Она отдернула занавеску, и солнце затопило комнату, показав, насколько мир детства несовместим с церемониалом смерти. Духота вдруг стала нестерпимой.

– Пойдем.

– Ты не хочешь взять что нибудь отсюда?

Назавтра работники компании из Принсес Рисборо очистят дом.

– У меня есть это, – пальцы Эми на мгновение коснулись медальона. Она почти бежала к двери. – Пошли, Сью!

Та с радостью послушалась. Уже оказавшись снаружи, она взглянула на мрачную громаду из серого камня, принадлежащую теперь Эми, и тихо порадовалась, что больше никогда не войдет сюда. Они вместе вышли за ворота.

Был прекрасный мартовский день. Безоблачный небесный свод сиял. Вдоль подъездной аллеи зацветали нарциссы, а под деревьями – крокусы и желтые венчики весенника. Когда Эми заперла ворота, Сью сказала:

– Я захватила с собой хлеба. Может, покормим уток?

– Давай.

Они перешли дорогу и оказались на Зеленом лугу. Утки тотчас с кряканьем заковыляли к ним.

– Как они всегда догадываются?

– Видят сумки. Можешь угостить их и кексом, если хочешь.

Сью пока не избавилась от привычки печь, хотя теперь из едоков были только она и Эми, да еще иногда Аманда – дочь стала приезжать все чаще и чаще. Местную дикую фауну никто так сытно не кормил. Сью отдала Эми большой кусок черствого кекса с тмином. Эми, кроша его, сказала, что надо бы не забыть малышку, которую другие всегда оттирают.

– Давай я попробую приманить ее, а ты пока отвлекай остальных, – предложила Сью.

Она спрятала свой хлеб обратно в сумку и отошла в сторону, оставив Эми в кругу взволнованной, проголодавшейся стайки птиц. Подкравшись со стороны пруда, Сью попробовала привлечь внимание маленькой уточки, которая очень старалась прорваться сквозь плотный круг более сильных сородичей, но тщетно. Сью подумала о Гекторе, она почти постоянно думала о нем, ведь теперь она настоящий писатель, с контрактом и авансом за второй рассказ. Называться он будет «Гектор учится танцевать румбу», и сказать, что дракончик в своем латиноамериканском костюмчике выглядит замечательно – это ничего не сказать.

Сью покрякала, стараясь привлечь внимание уточки, но безуспешно. Может, подбросить что нибудь так близко к ее клюву, чтобы другие не успели сцапать? Но они так жмутся друг к другу…

Кекс у Эми уже кончался. Сью смотрела, как она раздает последние крошки, и размышляла, до чего же сильно изменилась их жизнь за какие то несколько недель.

Эми теперь богата. За Гришэм хаус ей предложили сумму, показавшуюся им обеим огромной. Она постепенно выздоравливала. Когда выписалась из больницы и поселилась у Сью, плакала целыми днями, а по ночам ее мучили кошмары. Сью просто приходила в отчаяние, не знала, что делать. Теперь же хотя Эми по прежнему просыпалась по ночам, она, по крайней мере, больше не лила слез, а вчера даже заговорила о будущем, например, о том, где будет жить.