Несколько раз звонила Эми. Хотела встретиться, чтобы снова выразить Лоре свою благодарность за спасение жизни. После третьей из таких встреч, прошедших в довольно напряженной обстановке, Лора послала ей открытку, где говорилось, что все это совсем не обязательно и что сейчас, в основном из за переезда, она очень занята. Вероятно, ее намек поняли, потому что, даже когда «порше» Лоры стоял около дома, Эми не заходила.

Меньше всего на свете Лоре хотелось, чтобы ей напоминали об отвратительной трагикомедии, которую она застала в Гришэм хаусе. Полицейские после всего случившегося привезли ее в участок и настояли, чтобы она выпила крепкого сладкого чая, которого ей вовсе не хотелось. Но они утверждали, что это очень помогает справиться с шоком. Лора пыталась, конечно, объяснить им, что все произошло слишком быстро, чтобы она успела испытать шок.

Разбив стекло, она пролезла в образовавшуюся дыру и побежала наверх, в ту комнату, откуда, как ей показалось, доносились крики. В ту секунду, когда Лора ворвалась в комнату, Гонория отпустила Эми, метнулась к открытому окну, села на подоконник и кулем повалилась назад. Мгновение ноги торчали над подоконником, потом она пропала из виду. Гонория не издала ни звука – ни когда выпала из окна, ни когда упала на землю. Все произошло за какие то секунды.

Лора толком не поняла, что там происходило, и не была уверена, что хочет в этом разбираться. Она сообразила только одно: ее решение немедленно поехать к Эми, вместо того чтобы позвонить ей и назначить встречу в другом месте, как предлагал старший инспектор Барнаби, оказалось более чем правильным. Она не посмотрела на портрет в медальоне Эми, на того, из за кого, надо думать, и случилась вся эта история, но ее заверили, что это больше не имеет значения. Теперь единственное, чего ей хотелось, это выбросить безобразное происшествие из головы, в чем, надо сказать, она весьма преуспела.

Особенно Лору удивляла поразительно быстрая трансформация ее чувств к Джеральду Хедли. Теперь, думая о нем, она всегда мысленно называла его по имени и фамилии. После того как Лоре рассказали о его странной двойной жизни и гомосексуальности, всепоглощающая страсть, некогда ею завладевшая, таинственным образом исчезла. Казалось, она, как Титания, освободилась от заклятия.

«Интересно, – думала Лора, – не является ли это быстрое и легкое выздоровление знаком того, что человек я неглубокий?» Но эта мысль вовсе не показалась ей такой уж неприятной. Во многих смыслах неглубоким людям гораздо легче живется.

Рев автомобиля прервал ее приятные размышления. Лора взяла сумочку. Направляясь к двери, она задержалась перед своим принцем куаттроченто и с неудовольствием посмотрела на его кислую физиономию. Он всегда был так близок ей, сегодня же впервые она испытала раздражение при взгляде на него и решила, что зря придумывала себе разные трагические обстоятельства, чтобы объяснить его настроение. Возможно, он просто дуется, как это бывает с подростками. Лора погладила его по руке: «Приободрись. Может, еще ничего плохого и не случится».

В дверь позвонили. Он уже здесь. Она протянула руку к маленькой позолоченной цепочке, которая висела сбоку от картины. Потянула за нее. И погасила свет.