— Я женюсь на тебе, Мария, — сказал акробат.

— Когда? — спросила она, уже не удивляясь.

— Сейчас же. — Они поднимались по лестнице какого-то старого дома, а она и не заметила, как вошли в подъезд.

Они остановились на площадке второго этажа, и Немезио отпер ключом дверь. Потом он взял Марию на руки и, толкнув дверь ногой, вошел в бедную меблированную комнату, обстановку которой Мария не видела, потому что от сладкого ужаса буквально потеряла себя.

— Ты меня любишь? — замирающим шепотом спросила она.

— Да, — целуя ее, ответил он.

— Я верю тебе, — сказала она, уже лежа на постели. — Я верю тебе…

— Ты должна мне верить — я твой муж.

Он снял с нее платье и все остальное так естественно и спокойно, что она даже не успела испугаться.

— А хорошо ли то, что мы делаем? — спросила она, но было поздно, она уже была в его крепких объятиях.

— Ты моя, — сказал он.

И их обнаженные тела без стыда слились в одно целое, охваченные всепроникающим ослепительным наслаждением.

— Что это было? — спросила она, словно возвращаясь из иного мира. — Что это было, Немезио?..

— Любовь.

— Зачем же возвращаться? — сказала она. — Зачем возвращаться оттуда?..

— У нас много билетов туда и обратно — столько, сколько продлится молодость, — целуя, утешил он ее.

— Наша молодость, — повторила Мария. Она положила свою красивую голову ему на грудь, он гладил ее волосы и плечи.

Прошли часы, но они этого не замечали — время не существовало для них. Неожиданно Мария вскочила.

— О, Господи, наверное, уже полдень! — Солнце проникало сквозь опущенные жалюзи, обещая на улице настоящий зной.

Парень взял с ночного столика часы.

— Без пяти двенадцать, — сказал он.

— Я должна вернуться к матери, — сказала Мария, — а то она будет беспокоиться. Я скажу ей, что уезжаю с тобой.

Немезио обнял ее и поцеловал с благодарностью.

— Мама, я выхожу замуж за этого человека, — держа Немезио за руку, сказала Мария.

Вера оперлась о стул, чтобы не упасть. Они были в кухне, летнее солнце лилось через распахнутое окно, голоса играющих детей доносились со двора. Большая радужная муха билась между стеклом и кружевной занавеской в упорной, но тщетной попытке вырваться.

— Сядем и поговорим, — овладев собой, произнесла Вера и тяжело опустилась на стул.

Она часто воображала себе своего будущего зятя, положительного, работящего парня из хорошей семьи, уважающего обычаи и законы, а вместо этого ей приходится иметь дело с акробатом, наглым циркачом, бесстыдным развратником, который, не задумавшись ни на минуту, завтра на площади или в какой-нибудь деревне обольстит другую такую же дуру, как ее дочь.

— Ты не хочешь меня побить? — удивилась Мария. — Или надавать пощечин?

— Нет, здесь тумаки не помогут. — Вера по собственному опыту знала, что никакие наказания не переубедят человека, если он во власти страсти. Страсть. Она тоже ее испытала со своим Альфредо, и напрасно отец бил ее по ногам извозчичьим кнутом. — Нет, Мария, лучше рассудим.

— Ты говоришь серьезно? — с грустным видом спросила девушка. Она была готова к нападению, но растерялась, видя мать такой.

— Если вы позволите, — вмешался Немезио, — я попробую объяснить.