Иногда в основу легенды кладется чисто дидактическая мысль, так что сюжет, или басня, легенды занимает уже второстепенное место. Легенда рассказывает, например, какая судьба ожидает людей себялюбивых, неблагочестивых и пьяниц; первый не имеет перед смертью даже времени раздать свое имущество нищим; второму пустынник предсказывает неудачу во всех делах, потому что он начинает их без молитвы; третьему — муку вечную, что пьет, не зная ни постов, ни праздников. В другой легенде описывается смерть праведника и смерть грешника: к первому смерть приходит ожиданная с ангелами, — вынули душу, положили на золотую тарелку и с херувимской песнью понесли в рай; к другому смерть приходит среди песен и пустой болтовни и поражает его молотом в голову. Заметим еще третью легенду, о том, как один парень совершил три смертных греха, чтобы достать клад, который без этого не давался в руки, и как после парень советовался со «скитниками» и по их совету отмаливал свое преступление (см. легенду № 28, «Грех и покаяние»).

Подробности рассказа взяты чисто из русской жизни, и он становится столько же похож на легенду, сколько на сцену из народного быта. Отыскивание кладов под условием смертного греха чрезвычайно известно в русских повериях; скитники по дремучим лесам, задачи, которые они задают грешнику, молитва мира, — все это черты в старом русском вкусе. Эти, так сказать, бытовые легенды по своей манере и содержанию довольно заметно отделяются от других преданий, и происхождение их не столько зависит от религиозного верования, сколько от обращения народа к собственной жизни: это нравоучение, извлеченное не из догматической морали, а из самого быта. В издании г-на Афанасьева напечатана еще другая чисто бытовая легенда, на которую мы также обратим внимание читателя; она любопытна по символическому взгляду народа на обстановку его домашнего быта (см. легенду № 17, «Видение»).

Мы пересмотрели довольно подробно содержание книжки, изданной г-ном Афанасьевым, но из нее еще далеко не вполне раскрывается русский легендарный мир. Для полного обзора его, кроме новых народных легенд, нужна еще разработка рукописного материала, из которого г-н Афанасьев взял только три-четыре повести, но в котором остается еще богатое разнообразие преданий, особенно расходившихся у нас в последние два века старой России. В эту эпоху уже твердо складывался характер народа, его гражданские и религиозные понятия, которые остались потом нетронуты реформой в продолжении XVIII столетия и продолжают жить до нынешнего времени, когда они уже сильнее начали поддаваться новым влияниям и в иных местах уже изглаживаются. Именно от XVI и XVII века осталось нам довольно много чисто легендарных произведений, которые с успехом могли бы заменить недостаток других литературных памятников, как указатель того, что́ и ка́к думал народ в то время. Необходимо заметить также и те литературные вещи, которые остались в ходу у раскольников; они издавна дорожат стариной и в самом деле сберегли ее (конечно, как учит православная церковь, сберегли старину только по внешности, а не смыслу) иногда лучше наших библиотек и древлехранилищ. Они сберегли его не только в своем быту, где до последнего времени живьем сохранились древние старцы и скитники, о которых рассказывает легенда, и аскетически суровые представления о благочестивой жизни; но они сберегли старину и в преданиях и рукописях, где старые апокрифические рассказы, общие, вероятно, целому народу полтора века тому назад, теперь нашли себе исключительное место.