Изменить размер шрифта - +
Страницы монографии Афанасьева получили в романе Мельникова развернутое яркое художественное воплощение. Одним из источников фольклоризма романа Мельникова наряду с монографией Афанасьева служил и его сборник «Народные русские сказки». Так, например, оригинально развиваемый в романе мотив сказки о чудесных детях восходит, как установлено Г. Виноградовым в названной выше его работе, к курскому варианту сборника Афанасьева (текст № 283).

В. В. Хлебников на протяжении всей своей литературной деятельности использовал материал «Поэтических воззрений славян на природу» для словотворческих экспериментов, преображал его в новую мифологическую символику, выражавшую субъективную философию жизни, ощущение связи древней и грядущей эпох. Некоторые кажущиеся заумными строки его стихов проясняются в свете славянских мифологических представлений, исследованных Афанасьевым. Талантливым поэтическим развитием этих древних представлений (о древе жизни, борьбе молниеносного света и грозовых туч, о сродстве душ людей и демонических существ и т. п.) являются фантастические мотивы и образы таких произведений Хлебникова, как «Скуфья скифа», «Сестры-молнии», «Перун», «Вила и леший», «Лесная тоска». Вдохновляясь мечтой об единой культуре Запада и Востока, поэт сплавлял иногда славянские мифы с мифами других народов, — например, в поэме «Дети выдры».

Увлечение С. А. Есенина славянской мифологией, знакомой ему по монографии Афанасьева, проявилось в статье «Ключи Марии» и отразилось в варьируемых им поэтических образах небесной вербы, облачного дерева, радуги-лука, тучи-корабля, колеса-солнца и т. п. Материал «Поэтических воззрений славян на природу» получил переосмысление в есенинской метафорике «Кобыльих кораблей» («грабли зари по пущам веслами отрубленных рук выгребетесь в страну грядущего»), «Песни о хлебе» («режет серп тяжелые колосья, как под горло режут лебедей ... Перевязана в снопы солома, каждый сноп лежит, как желтый труп...») и других поэм, стихотворений.

Как отметил в биографическом очерке Грузинский, положение Афанасьева в 60-е годы «в ученом кругу и уважение к его заслугам в это время достигает своего апогея». Труды ученого четырежды отмечаются высокими наградами Русского географического общества и Академии наук. С открытием в 1864 г. Московского археологического общества он принимает в его работе деятельное участие в качестве избранного члена редакционной комиссии, а в 1866—1869 гг. — товарища секретаря. Вообще в Москве Афанасьев пользовался «высокой ученой и личной репутацией, которая давно за ним установилась; он был в приязненных или дружеских отношениях со всеми лучшими представителями образованного общества и университета, особенно по предметам его занятий». Афанасьев был знаком также со многими учеными Петербурга и других городов России. С ним встречались и о нем сохранили «прекрасную память» Л. Н. Майков, А. Н. Пыпин; дружеские связи он поддерживал с П. П. Пекарским и П. А. Ефремовым.

Научные заслуги Афанасьева снискали глубокое уважение и признание не только видных представителей отечественной, но и зарубежной науки. О заочном знакомстве его с Я. Гриммом свидетельствует П. В. Шейн. Во время поездки за границу (конец 50-х годов) в Берлине Шейн встречался с Я. Гриммом. Об этой встрече он рассказал А. Е. Грузинскому. Я. Гримм говорил с собирателем о народной поэзии, радовался появлению сказок Афанасьева и удивлялся тому, что Шейн живет в Москве и не знаком с Афанасьевым: «Непременно познакомьтесь с ним, — сказал Гримм. — Вы передайте от меня приветствие и благодарность за его сказки».

Афанасьев поддерживал связи с известными фольклористами и этнографами Ю.

Быстрый переход