Вдоль всего фасада приземистого длинного дома шла веранда, поддерживаемая крепкими столбами. Крыша была покрыта дранкой, одну из стен оплетали стебли вьющегося растения. С трех сторон дом окружала белая ограда, а с четвертой высился частокол. Но особое внимание привлекал к себе амбар своими внушительными размерами. Он был выше и шире остальных надворных построек, да и самого дома.

Тилли услышала восхищенный возглас Мэтью. Она поймала его взгляд, и он, улыбаясь, сказал:

— Дом словно специально для нас строился. Если снаружи есть на что посмотреть, то и внутри должно быть ничуть не хуже.

— Что внутри — неважно. Я все сделаю, как надо. — Тилли ответила на его улыбку и повернулась к Мануэлю. — На вид здесь хорошо.

— Да, хорошо, — согласился мексиканец. — Ганс Майер — хороший человек. Я работал у него одно время… хороший человек, но его больше нет.

— Он уехал? — спросила Тилли.

Мануэль указал на землю.

— Умер? — уточнила она.

— Да, — подтвердил мексиканец.

— Ты знал об этом? — обратилась Тилли к Мэтью.

— Нет, я знаю о них столько же, сколько и ты. Но мы все скоро выясним.

Фрау Майер встретила их за оградой. Было впечатление, что она давно их поджидает.

— Добро пожаловать, пожалуйста заходить, — сказала она с сильным немецким акцентом, подавая руку сначала Мэтью, затем Тилли. — Вы приехать раньше, чем я вам ожидать.

— Вы знали о нашем приезде?

— Да, я узнал сегодня рано утром. — Немолодая немка маленького роста широко улыбнулась.

Мэтью с Тилли переглянулись, и Тилли спросила:

— От кого вы узнали?

— Разведчик шел в форт, он мне говорить о вас.

— Быстрее, чем сигнальные костры, — рассмеялся Мэтью.

— Да, очень быстрее, но вы входить. Я вас очень ждать, очень радоваться.

Внутри дом понравился Тилли так же, как и снаружи. Стоявшая везде деревянная мебель, была определенно изготовлена рукой мастера. И это касалось всех вещей: от комода в гостиной до расставленных с любовью на полке над камином деревянных кружек. Глядя на них, Тилли вспомнила старый домик, в котором она жила с бабушкой и дедушкой, и где на полке тоже стояли безделушки, только медные. Отдраенные песком до белизны полы прикрывали самодельные коврики.

Тилли отметила про себя, что гостиная одновременно служила и кухней. Еще две двери предполагали и другие комнаты, а крутая деревянная лестница в углу вела на второй этаж.

— У меня готов для вас еда. Вы, конечно, голодный. Вы будете кушать?

— Да, большое спасибо. Это так любезно с вашей стороны. Но скажите, пожалуйста, — Тилли бросила взгляд на Мэтью, усевшегося в кресло-качалку и с очевидным удовольствием разглядывавшего комнату, — скажите, вы на самом деле хотите продать эту ферму, свой… дом?

— Да, — не задумываясь, подтвердила немка и спросила: — Как ваше имя?

— Миссис Сопвит.

— А я — Анна Майер. Да, я должна продать, ради мои дети. Мой муж, Ганс-старший, два года назад умирать. Младший Ганс, ему двенадцать, он несильный, не такой, как Ганс-старший и Берта. Ей девять. Маленькие дети здесь тяжело. Надо быть много сильный, чтобы жить здесь.

— У вас нет работников? — вступил в разговор Мэтью.

— Было два. — Фрау Майер повернулась к нему. — Йохан Браун и Франц Кляйн. Когда старший Ганс жить, они был хороший работник, но потом, когда он уходить — нет. Они уходить так, — она щелкнула пальцами, — уходить к приискам.