— Нечего сказать, денек выдался хлопотливый.

Майрон снимал помещение для конторы у своего бывшего соседа по комнате в общежитии колледжа, Уиндзора Хорна Локвуда Третьего. Когда кто-то говорил, что личность Майрона не имеет ничего общего с его именем, Майрон воспринимал это как похвалу. А вот Уиндзор Хорн Локвуд был целиком под стать своему имени. У него были светлые волосы, уложенные в безукоризненную прическу, разделенные справа идеальным пробором, и безупречно изваянные аристократические черты лица, пожалуй, даже слишком правильные.

Одежда Уина всегда была подобрана с изысканным вкусом. Он носил пуловеры, светлые рубашки с вышитыми инициалами, брюки защитного цвета, белоснежные туфли (со Дня поминовения павших до Дня труда) или остроносые ботинки (со Дня труда до Дня поминовения павших). Помимо всего прочего, в речи Уина проскальзывал еле заметный акцент, который никак нельзя было соотнести с определенным географическим пунктом, и уж тем более с такими школами, как Эндовер или Эксетер (сам Уин учился в Эксетере). Уин довольно посредственно играл в гольф и принадлежал к пятому поколению членов старомодного филадельфийского клуба «Мерион-гольф» (здесь ему была обеспечена фора в три очка) и к третьему поколению не менее старомодного клуба «Сосновая долина» на юге Нью-Джерси. Круглый год он щеголял характерным для любителя гольфа загаром, покрывавшим только руки и V-образный клин на груди, так как в традиционной одежде игроков в гольф предусмотрен короткий рукав и глубокий вырез на шее. Остальное тело Уина отличалось лилейной белизной, и при загаре кожа на нем всегда сгорала.

Он был эталоном американских белых. Рядом с ним великолепный защитник Кристиан Стил казался бы итальянским крестьянином.

Майрон терпеть не мог внешности Уина, и подавляющее большинство людей были с ним солидарны. Уин привык к этому. Как правило, люди предпочитают составлять свое мнение о человеке по первому впечатлению, а первым впечатлением от Уина были запах баснословных денег, ощущение избранности и высокомерия, иными словами — признаки напыщенного болвана. Уин был не в силах бороться с этим, и люди, составляющие свое мнение по первому впечатлению, не значили для него ровным счетом ничего. Уин указал на журнал, лежащий на его столе.

— Так ты решил не рассказывать об этом Джессике?

Майрон встал с кресла, прошелся по комнате и вновь уселся.

— А что я должен был сказать? «Привет, я тебя люблю, возвращайся ко мне, а вот, кстати, фотография твоей сестры в порнографическом журнале, которую считают погибшей». Так, что ли?

Уин задумался.

— Я бы подбирал слова более осторожно, — заметил он и принялся листать журнал, подняв брови, словно хотел произнести: «Хм-мм».

Наблюдая за ним, Майрон решил не рассказывать пока ни о Чезе Ландре, ни о происшествии в гараже. Всякий раз, когда кто-либо пытался задеть Майрона, Уин реагировал весьма своеобразно, но не всегда по-джентльменски. Лучше было отложить жалобы на потом, до тех пор, когда станет ясно, как усмирить Роя О'Коннора. И Аарона в придачу.

Уин швырнул журнал на стол.

— Ну что, приступим?

— К чему?

— К расследованию. Ты ведь этого хотел, не так ли?

— Хочешь помочь?

Уин улыбнулся.

— Куда ж я денусь? — Он развернул телефонный аппарат кнопками к Майрону и добавил: — Звони.

— Куда? По номеру из журнала?

— Нет, Майрон. Позвони в Белый дом и попроси к телефону Хиллари, — раздраженным тоном отозвался Уин. — Пускай она тебя ублажает.

Майрон взял в руки трубку.

— А ты когда-нибудь звонил по таким линиям?

— Я? — Уин сделал вид, будто оскорблен до глубины души.