…На Поющем бархане, на почти голых песках, да и в других местах песчаной пустыни живет замечательный муравей — бледный бегунок Катаглифис паллидус. Поразительно энергичный, он носится с невероятной быстротой по песку в поисках добычи. Светлый, с едва заметными черными точечками глаз, он совершенно не видим на песке. В солнечную погоду его выдает только тень. И лишь по ней можно обнаружить это детище пустыни. В пасмурную погоду его разглядеть невозможно.

Обычно муравьи находят дорогу к своему гнезду по пахучим следам, оставляемым на почве. Этому еще в какой-то мере помогает ориентировка на местности по солнцу, по поляризованному (и для нас невидимому) свету. Песчаный бегунок не пользуется пахучими следами и сам их никогда не оставляет. На песке, подвижном и текучем при малейшем дуновении ветерка, пахучие следы бесполезны. И все же бегунок обладает удивительной способностью находить к своему жилищу дорогу среди однообразных сыпучих песков.

Во время песчаной бури бегунки сидят в своих подземных ходах, которые несложны, идут на глубину до полутора метров до слоя плотного и слегка влажного песка. Но если ветер заметает жилище муравья, оно может оказаться глубже. Под землей муравьи отлично угадывают, когда кончился ветер и можно выбираться наверх, приниматься за откапывание своих хоромов.

На Поющей горе свирепый и прохладный ветер «Чилик» дул беспрестанно весь день, и ее вершина курилась длинными космами песка. Ветер замел все следы, нагромоздил валы возле кустов саксаула, песчаной акации и жузгуна, а когда к вечеру прекратился, сразу потеплело, и солнечные лучи согрели остывший песок.

Едва космы песка улеглись на вершине Поющей горы, я заметил: на округлом и голом бархане появились сразу четыре команды бегунков. Усиленно работая, они уже постепенно наскребли по холмику вокруг ходов, судя по которым я догадался, что заносы были немалые.

Я засмотрелся на работу неутомимых тружеников. Каждый из них, расставив широко вторую и третью пары ног и слегка приподнявшись, быстро-быстро отгребал песок передними ногами, подобно тому, как собаки роют норы. У каждого сзади летела струйка песка. Зрелище, когда целая команда муравьев пускала струйки песка позади себя, выглядело необыкновенным.

Но вот муравьи выстроились цепочкой, и каждый стал перебрасывать друг другу песок. Живой конвейер казался еще более интересным. Он предназначался для освобождения хода от глубокого завала, так как струйки летели из темного отверстия, ведущего в подземные лабиринты.

Иногда конвейер распадался, и вместо одной длинной цепочки образовывалось две или три коротких, но они быстро восстанавливались в одну длинную. Когда один из участников этой живой машины исчезал, очевидно, отправляясь по другим делам или просто устав, его место мгновенно занимал другой. Я невольно пожалел, что со мною нет киноаппарата, чтобы запечатлеть эту необыкновенно слаженную работу маленьких умельцев.

Обычно песчаный бегунок живет изолированным одиночным муравейником, состоящим из одной-двух сотен рабочих и одной самки. Но тут друг около друга расположилась целая колония четырех дружественных муравейников. Как бы свидетельствуя о царящем в этом обществе мире, один из бегунков тащил к себе от соседей заимствованный у них небольшой пакетик яичек.

В то время, как возле каждого муравейничка трудилась аварийная команда, ликвидировавшая последствия песчаной бури, другие члены общества уже успели обежать песчаные холмы и кое-кто уже возвращался с добычей: маленькой мушкой, нежной незрелой кобылкой, крохотной гусеничкой, невесть где добытой среди голых песков.

Глядя на эти тельца, переполненные до предела кипучей энергией, я думал о том, что, очевидно, этим муравьям свойственно только два состояния: или безмятежный отдых в своих подземельях, или безудержная деятельность наверху в царстве света и жары.