Затем арестант проходит в свое здание, по дороге отдавая честь начальнику тюрьмы, который всегда присутствует при этой церемонии. Наконец арестант в камере, но глумление над ним еще не окончено. Вслед за ним раздается: «Такой-то здесь?» Арестант откликается: «Да, сударь». И дверь замыкается. Вскоре раздается свисток дежурного надзирателя — это помощник начальника обходит камеры и лично удостоверяется, что камеры замкнуты, и замкнуты не пустыми. Для этого сию же минуту после свистка арестант должен стать у двери и, высоко протянув руку, показать ее в окошко над дверью, за которой слышится ощупывание замка.
Наконец-то я один! Наконец-то длинный тюремный день, полный массы как будто ничтожных, но очень тягостных притеснений и оскорблений, прошел! Наихудшая часть тюремной жизни все-таки день, когда все направлено против тебя, когда вокруг чужие, стерегущие тебя люди. Тяжелы бесконечные тюремные ночи, зато заключенный проводит их наедине со своими мыслями, воспоминаниями, вдали от своих врагов…»
Артема вскоре выпустили. Чтобы продолжать социалистическую пропаганду за пределами иммигрантских кругов, Артем принял австралийское гражданство. Он не ожидал, что грянувшая империалистическая война «запрет» его, как английского подданного, на пятом континенте, так как австралийским гражданам во время войны было запрещено покидать страну.
ВЕСНА В ОКТЯБРЕ
Весть из России оглушительная — царизм пал.
Артем теперь уже корил себя за то, что принял австралийское гражданство. Ведь царизм пал, а война-то продолжается. Буржуазные газеты врут напропалую, но одно ясно — в России произошла буржуазно-демократическая революция. А это значит, что еще вся борьба большевиков впереди. А он заперт в Австралии, тюрьма — целый континент…
Но если нельзя выбраться отсюда, так сказать, легально, что ж, ему не привыкать быть нелегалом.
Через Европу не проберешься, через Америку — тоже. Значит, бежать из Австралии в Россию придется вновь через Китай. Что же, может быть, это и к лучшему. Во всяком случае, дорога знакомая, да и на этом пути остался кое-кто из товарищей. Ближе всего к Китаю Северная Австралия, порт Дарвин.
Артем устроился в скотобойную компанию в Дарвине. Огляделся. Пароходы по-прежнему курсировали до Шанхая…
И он уехал.
Добрался до Шанхая, не задерживаясь, направился в Россию.
И вот уже поезд не торопясь ползет по Великой Сибирской трансконтинентальной. Хоть впрягайся сам и помогай паровозу, до того он медленно тащится. Одно утешение — по дороге в вагоны подсаживаются политические, они спешат на родину, подальше от мест вечных и невечных поселений, каторг, централов. Одни садятся незамеченными, других вносят в вагоны на руках. Одни подолгу не могут оторваться от окон, другие говорят, говорят без умолку. На долгих остановках вспыхивают митинги, и видно, что местные жители уже пообвыкли, являются к приходу пассажирского, готовые слушать ораторов, менее всего любопытствуя, к какой партии они принадлежат. Отговорил большевик. Артем крепко жмет ему руку. В вагоне их, большевиков, всего двое. Глядь, на подножку пробился явный меньшевик. Он пыжится, ему во что бы то ни стало надо сгладить, стереть впечатление, которое произвел на слушателей предыдущий оратор.
— Товарищи! Вы верите мне? — выкрикнул меньшевик, вскинув руку, и чуть было не скатился с подножки.
— Верим… — с хохотом выдохнула толпа.
— А не верите, так убейте, товарищи!
— Убьем, товарищ! — дружно заверили слушатели.
Теперь уж Артем чуть было не вывалился из вагона. Нет, право, эти слушатели — сущие дети. Они готовы поверить любому, кто дерзнет взобраться на трибуну. Сколько еще нужно сил, слов, примеров, чтобы превратить эту неорганизованную массу в сознательный, творящий народ!
Поезд приближался к Уралу. |