Улучив момент, Подвойский провел Артема в смежную комнату.

— Федор Андреевич, хочу предупредить — гарнизон Петропавловской митингует, он еще не решил, с кем пойдет. Комендант и его адъютант — вышколенные царские служаки. Так что будьте предельно осторожны. Я рассчитываю прежде всего на ваш ораторский талант, а уж потом и на знание военного дела. Желаю успеха, держите с нами связь.

До Петропавловской крепости Артем доехал на попутном грузовике, спрыгнул на ходу.

Грозный вид у этой крепости, никогда не видевшей под своими стенами врагов и никогда не стрелявшей боевыми снарядами. Петропавловка давно обрела не ратную славу защитника столицы, а мрачную репутацию тюрьмы для всего лучшего, что рождалось в России. Здесь в сырых казематах заживо хоронили врагов царизма. Возвышаясь, застыл собор. Здесь тоже захоронения. Только здесь пышные саркофаги и самые высшие титулы — «императоры всероссийские». И крепостные куранты, отсчитывая вечность, все еще хрипят: «Коль славен» и «Господи, помилуй».

Артем не спешил стучаться в караульное помещение. Он неторопливо двинулся вдоль крепостных стен. Удобно расположилась цитадель. Она стоит как раз на стыке Выборгского района и Петроградской стороны. Много бед могут наделать крепостные орудия в этих двух рабочих районах. И Троицкий мост на прицеле пушек, они легко простреливают Неву, они же могут угрожать и Зимнему прямой наводкой.

Крепость окружена кронверком — вспомогательной оградой с двумя бастионами. Здесь помещаются кронверкские склады боевых припасов. В самой же крепости огромный арсенал. Артем еще раньше слыхал, что в нем хранится до ста тысяч винтовок, тех самых, которых так не хватает рабочим.

В караульном помещении его встретил хмурый унтер. Артем сначала и не понял, к какому роду войск он принадлежит. Унтер наотрез отказался пропустить штатского и даже не посмотрел на пропуск, выданный Военно-революционным комитетом.

Пока Артем препирался с насупленным стражем, до него донеслись какие-то выкрики, знакомый гул толпы. «Митингуют», — догадался Артем. Ох, самое время сейчас сказать солдатам большевистское слово, он знает, что сказать.

В этот день Артем так и не побывал в крепости. Но 23 октября в караулке оказался новый наряд крепостных артиллеристов. Солдат бережно взял у Артема пропуск. Он читал его, не торопясь, шевеля губами, и Артем успел заметить, что в руки солдата въелась металлическая пыль. Сколько таких рабочих рук он пожал. Дело обычное, в артиллерию, как правило, отбирали людей грамотных, знакомых с техникой. Таких поставляли заводы и фабрики. Видимо, и солдат разглядел в Артеме своего, заводского. Он улыбнулся, отдавая пропуск, потом крикнул в глубь караулки:

— Кобзев, подь сюда.

На пороге вырос молодой, безусый блондин двухсаженного роста. Он на ходу застегивал шинель и, торопливо что-то дожевывая, поперхнулся, пытаясь проглотить, раскашлялся до слез.

— Кобзев, когда ты перестанешь жевать, вот уж ненасытная утроба.

— Дык, Трофимыч, комплекция требует.

— Комплекция! Смотри, какой-нибудь начальник укоротит твою комплекцию шашечкой. Лучше вот проводи товарища в нашу артиллерийскую казарму, да так, чтобы эти пустобрехи самокатчики не увидели.

— В наилучшем виде доставлю.

Артем очутился на крепостном дворе. Кобзев повел его сначала куда-то то ли в рощу, то ли в парк. Артем понял, что они обходят комендантский дом. Потом свернули за уступ стены и оказались в узком проходе, в конце которого виднелась дверь.

В казарме артиллеристов спертый воздух, трудно дышать и сыро.