Мишень, которую теперь разглядывал Федор из-за спины офицеров, напоминала фанеру, пробитую огромными дробинками.

На обратном пути в поезде учителя объяснили Федору, что они надеялись получить пулемет и дать возможность ученику пострелять самому, но помешал какой-то чин, при нем они не стали рисковать…

При всем уважении к Мечникову, Ковалевскому, Федор от лекции к лекции испытывал растущую неудовлетворенность от занятий в школе. На него обрушивался поток слов, красивых, звучных: «обновление», «мир свободных людей», а слово «социализм» не сходило с уст заезжих лекторов. Состав их был достаточно пестрым, от Анатоля Франса и Бальмонта до Тимирязева и Эрисмана… Конечно, каждый из этих лекторов был по-своему человеком знаменитым и замечательным, но все они, вместе взятые, не могли заменить Федору оставленных в России товарищей, того дела, которому, он знал теперь, посвящена вся его жизнь.

Это был обычный день занятий. И по дороге Федор думал о своих делах, своей неустроенности, а не об очередном реферате. Но только он вошел в помещение школы, как почувствовал, что и слушатели и профессора сегодня чем-то взволнованы. Гамбаров, один из основателей школы, не дочитав лекции, покинул аудиторию. Сорвалась лекция и другого члена школьного совета — де-Роберти. Собственно, можно было бы идти домой, но слушатели не расходились. Федор не очень-то дружил с большинством своих сокурсников. Они эсеры, а он сторонник «Искры». Слушатели — в основном дети политэмигрантов из русской колонии в Париже. Приезжих из России, подобно ему, очень мало. Зато они также стоят на платформе «Искры». Есть в Париже и искровская группа. Это она настояла, чтобы в 1903 учебном году лекции по аграрному вопросу читал не кто-нибудь, а Н. Ильин. Н. Ильин — это литературный псевдоним Владимира Ильича Ульянова. Федор решил после лекций Ульянова уехать домой, в Россию. Там назревают большие события.

— Товарищи! Я только что с заседания совета школы. Меня специально пригласили, чтобы я довел до вашего сведения, что Н. Ильин — это не кто иной, как Владимир Ильич Ульянов, социал-демократ, он же Ленин — нелегальный политический публицист. Совет школы считает нежелательным его выступления, это может навлечь неприятности на школу со стороны французских властей. Я надеюсь, вы поддержите протест совета, — запыхавшись, выпалил староста курса.

В аудитории поднялся такой гам, что ничего нельзя было разобрать.

Федор только через несколько минут понял, что и он тоже кричит не то «иуды», не то «долой!». Черт возьми, кто «иуды», кого «долой»? Конечно, тех, кто засел в совете. Они почти все эсеры или сочувствующие им.

А Мечников? Сегодня же Федор поедет в Севр и поговорит с Ильей Ильичом. Может быть, президент не знает, кто такой Ленин, не читал ленинских работ?

Но ни этим вечером, ни назавтра, ни через неделю Федор к Мечникову не попал. Школа митинговала.

Мало, очень мало эсдеков среди слушателей, их голоса тонут в оглушительном гаме эсеровских подпевал. Но когда дело доходит до потасовок, одно появление Федора вносит «успокоение».

Наступил день 23 февраля. Аудитория набита до отказа. Сегодня явились даже самые нерадивые, и не столько послушать, сколько поглядеть на Владимира Ильича, из-за которого так лихорадило школу все эти последние недели.

И Ленин вошел в аудиторию. Он громил эсеровские утверждения о некапиталистическом развитии русской деревни.

Основной тезис четырех лекций Владимира Ильича Ленина по аграрному вопросу сводился к тому, что теория Маркса о развитии капиталистического способа производства относится к земледелию так же, как и к промышленности.