Изменить размер шрифта - +
Когда к нему вновь явилось сознание, он увидел Березки. Словно бы с высоты, с полета. Стояла весна в Березках. Молодая зелень шумела вокруг. Журчала и пела на сотни тонов Переплюйка. Носились стрижи. В небе повисла радуга.

Видел Савельев село и широкую улицу, ту главную, центральную, которая стрелой пересекала Березки и уходила к небу до самого горизонта.

Последнее, что слышал Савельев, был гул мотора. Умер Степан Петрович на вышине, в полете.

Ракетчик остался жив. Через месяц он вернулся домой — в Березки.

 

Не остановишь!

 

На похороны Савельева приехало в Березки много незнакомых людей.

Гроб с председателем был установлен в клубе. Рядом с гробом стоял портрет. Савельев чуть улыбался, глядя внимательно в зал. Снимок был сделан в годы войны. Совсем молодым смотрел с него на людей Савельев. Был он в танкистском шлеме. Казалось, что воин только что вернулся с лихой атаки и снят он на очень коротком привале. Вот-вот, казалось, шевельнется на портрете Савельев и снова ринется в бой.

Выступали на траурном митинге и свои, и приехавшие. Речи не открыли ничего нового. Жизнь председателя была у всех на виду. И тем горше была утрата.

И все же что-то новое появилось у всех. Задумались люди и поняли вдруг, что какие бы новые беды ни прошли над Березками, после Савельева к прошлому все закрыто. Не остановишь Березки теперь.

После похорон портрет Степана Петровича повесили в клубе. А через несколько дней в том же клубе состоялось общее колхозное собрание. Тема его — первые итоги колхоза в уборочной.

Все еще находились под впечатлением только что пережитого. Поэтому любой из выступавших касался и имени и дел Степана Петровича.

Вышел на сцену и дед Опенкин. С минуту старик стоял молча. Не ронял ни слова. Он лишь пристально смотрел на портрет председателя.

Тишина установилась редчайшая.

И вдруг:

— Пусть не в клубе висит Савельев! — прокричал старик. — Место ему на воле. Пусть своими глазами все видит. При жизни не боялся ветров Савельев. Ему и сейчас не страшно.

Старик замолчал и спустился со сцены. Шел он необычной какой-то походкой, медленно, не торопясь.

Лишь через несколько мгновений раздались первые тихие голоса:

— Верно.

— Место ему на воле.

— Пусть своими глазами все видит.

И тут взял слово Иван Червонцев.

— Согласен, — сказал Червонцев. — Только все же пусть портрет остается в клубе. А перед клубом на площади предлагаю от колхоза, от всех и от каждого, поставить Савельеву памятник.

Зал ожил. Пошли голоса по рядам. Дед Опенкин кричал:

— Я тоже за это! Только пусть будет и там молодым. И в шлеме танкистском пусть будет.

Стоит сейчас в Березках памятник председателю. Молод Савельев. В шлеме танкистском. Смотрит он вдоль села. Кажется, только вернулся боец из атаки. И тут, на гранитном камне, он на очень коротком привале. Вот-вот шевельнется гранитный Савельев, улыбнется Савельев людям и ринется снова в бой.

Быстрый переход