— И это не смешно, — ответил дедушка, он всегда говорил медленно и легко, будто вырисовывая слова.
— Я вот думаю, кто такой извне мог украсть мой «кусок».
Он всегда называл свой пистолет «куском», но в данный момент эти слова угрожающее повисло в воздухе: «кто такой извне…»
Авенжер не сказал ничего. Дед был щедр на слова. Авенжер никогда не останавливал его, когда он начинал говорить. Чаще всего он был хорошим рассказчиком и с удовольствием выкладывал всякие истории о долгих днях в полиции, особенно в те давние времена, когда ему приходилось участвовать в рейдах, проводимых в трудных кварталах города, где постоянно крутились хулиганы.
— Думаю, — продолжал дедушка, будто отвечая на заданный Авенжером вопрос. — Я всегда держу все двери на замке. Вопрос, как мог ко мне проникнуть вор? Ни каких признаков вторжения.
— Может, у него был ключ? — прожевал Авенжер.
— Ключ? — дедушка повернулся и приклеился к нему своими черными глазами — глазами полицейского.
— Может, это был один из тех скелетных ключей, о которых ты когда-то рассказывал. Они подходят ко всем дверям? — сказал Авенжер, и проглотил слюну.
— Ни к этой двери и ни к этому замку с особым полицейским засовом. Нет, общие правила для этого замка не подходят.
Дедушка продолжал пристально на него смотреть, а Авенжер старался ни побледнеть, ни покраснеть.
— Окна? — предположил он. — Ты иногда их открываешь, чтобы проветрить.
— Одно слово: невозможно, — ответил дедушка. Он всегда цитировал человека, которого звали Сэм Голдвин, который снимался в старых фильмах и говорил всякие сумасбродные вещи, например: «Кто-нибудь извне». — Кто полезет в окно на пятом этаже?
— Лестница? — рискнул Авенжер.
Дедушка не стал обсуждать предположение Авенжера. Он фыркнул, поднял глаза, и его взгляд вдруг приклеился к пробегающим мимо спортсменам. Он сидели на скамейке в Кенон-Парке, зеленеющем напротив школы. Сентябрьское солнце светило им в спину. Расслабив кости, дедушка закряхтел. Сорок пять лет он прослужил в полиции, большую часть из которых провел на «собаках». Почему-то он так называл свои ноги — «собаки». Он никогда не ездил на патрульной машине, всегда ходил пешком. «Вот, что неправильно в этом мире», — говорил он. — «На тротуаре не хватает полицейских. Их нужно повытаскивать из машин в людные места».
— Если я не нахожу чего-то лучшего, то я могу лишь сказать, что это была внутренняя работа, — сказал дедушка, вытянув ноги и скрестив руки на маленьком круглом животе. Он закрыл глаза.
Авенжер надеялся, что он вздремнул, нечто подобное с дедушкой регулярно бывало: в любое время дня и ночи он мог уснуть где угодно и в какой угодно позе.
— Что ты имеешь в виду, говоря «внутренняя работа»? — он пожалел о том, что спросил об этом лишь спустя минуту, в полной мере взвесив, что это может значить.
— Я имею в виду, что кто-то вошел и украл вещь, что снова невозможно. Только я живу там.
— Может, кто-нибудь из гостей? — сгримасничал Авенжер. Зачем же держать рот на замке?
— Не похоже, — сказал он слабеющим голосом. — У меня лишь четыре комнаты. «Кусок» был спрятан в шкафу, а пули в отдельном ящике. Вряд ли кто-нибудь из гостей стал бы рыться в двух разных местах…
Его голос совсем ослаб, и спустя момент он захрапел, отчего кончики его усов задрожали. Авенжер мягко вздохнул: «Ну вот…» Он был рад, что разговор закончился. Но он нахмурился и твердо поставил перед собой ноги, хотя они еле касались земли. |