Хмарь стала рассеиваться, и хонки предпочли дыру в склоне лощины.

Когда Натабура оглянулся, наиболее смелые и неразборчивые из них все же пили кровь иканобори, сгрудившись вокруг, как собаки. Только вот задних ног у них отродясь не было, и картина выглядела жутковатой.

* * *

Река обмелела. Ее можно было перейти, не замочив колен. На другом берегу виднелись ветхие крыши брошенной деревни Тамба. Прежде чем выйти на берег, учитель Акинобу приказал обследовать реку на предмет арабуру. Известно было, что они выставляли секреты в самых неожиданных местах. Натабура выдержал не больше пяти кокой кожу страшно стянуло, а на голове образовался колтун, — нашел место поглубже и залез в воду. Окровавленное кимоно бросил на перекаты и придавил камнями. Вода сама вымоет, решил он, нежась в прохладных струях. Учитель Акинобу больше никого не пустил в реку, приказал наблюдать за противоположным берегом. Только Афра на собачьих правах присоединился к Натабуре и с удовольствием плавал в запруде, фыркал, а потом стал гонять лягушек, как прежде, когда был щенком, и постепенно приблизился к противоположному берегу. Не успел Натабура его окликнуть, как в кустах что-то шевельнулось и опрометью бросилось прочь. Учитель Акинобу тоже заметил. А Баттусай даже высказался, что точно видел арабуру. Они вдвоем перешагнули реку и пустились догонять. Когда Натабура присоединился к ним, голый, как покойник, они уже держали за руки подростка, а учитель Акинобу вел допрос:

— Ты кто?

Подросток от страха поджал ноги и висел в сильных руках Баттусая.

— Я… я… из деревни, таратиси кими. Только не убивайте!

— Нужен ты нам, — сказал Баттусай и встряхнул его. — Ты лучше рассказывай, кто ты и откуда?

— Да он рыбу ловил, — сказал Язаки, который притопал позже всех, — я видел. А когда нас приметил, то спрятался.

Учитель Акинобу так на него взглянул, что Язаки проглотил язык.

— Сколько раз тебе было говорено, докладывай обо всех мелочах.

— Так-к-к… ерунда же… сэйса — оправдывался Язаки. — Я же говорю, мальчишка ловил рыбу. Об этом тоже докладывать?

— Обо всем! — как неучу, объяснял Акинобу.

Язаки оглянулся и беспомощно посмотрел на Натабуру, ища поддержки. Он ходил в учениках много лет, но, похоже, мало чему научился. Натабура развел руками — правила есть правила, а Язаки беспечен, как девица на выданье. О чем он думает? Должно быть, о том, что в сумке еще остались рис и курица. Натабуре так и хотелось сказать: «Не витай в облаках, дружище, спустись на землю, будь внимателен. У нас серьезные дела».

— На! — Язаки, как от сердца оторвал, протянул сумку с едой. — Твоя порция! — И отвернулся из гордости, мол, вот я какой: не все сожрал. Натабура съел несколько жменей риса и отдал сумку подростку, заметив его голодный взгляд:

— Ешь. Как зовут-то?

— Митиёри… таратиси кими… — мгновенно набив рот и почему-то всхлипывая, едва вымолвил подросток.

Натабура подумал, что совсем недавно он был таким же желторотым и тоже ничего-ничего не понимал и всего боялся.

— Ты, Митиёри, ешь, потом все расскажешь. Да брось ты его, — сказал Натабура Баттусаю.

— А если сбежит?

— Да никуда он не сбежит. В деревне кто есть?

— Не-а-а… — Митиёри набивал рот и глотал даже быстрее, чем мастер этого дела Язаки. По его лицу текли слезы.

Да и вид у него был хуже некуда — кожа да кости. Кимоно — дыра на дыре. Волосы нечесаные, а самое главное, грязный, как свинья — кожа на ногах в коростах, под ногтями траурная грязь, словно он и не жил на реке.