| Она с трудом оторвала голову от подушки и сощурилась на меня. — Меня кот разбудил, — ответил папа. — Это я, Спенсер! — заявил я. — Ты меня понимаешь? Пожалуйста, послушай! Времени в обрез! В этом доме — упырь! Злобный упырь! Надо срочно что-то делать! За все время, что я произносил эту речь, папа с мамой не отрываясь смотрели на меня. Когда я закончил, они встревожено переглянулись. — Вы меня поняли! — радостно завопил я. — Да! Вы меня поняли! — С чего это кот так разорался? — спросил папа.   20   — Выслушайте меня! — закричал я. — Выслушайте меня! Но я уже понял, что мои слова звучат, как кошачьи вопли. Мама натянула на голову подушку. — Выдвори его, — простонала она. — Не могу слышать этот концерт! — Пошли, Герцог, — сказал папа. И потянулся за мной. Я спрыгнул на пол. Разум отчаянно работал. Как подать им знак, что это я? Как заставить их меня выслушать? Я увидел мамину записную книжку, лежащую открытой на столике у окна. А рядом — карандаш. «Напишу записку!» — решил я. Я увидел, что папа встает с кровати. — Пошли, Герцог, — сонно вздохнул он. — Не пытайся удрать. Тебя придется выставить. Я отвернулся от него и вскочил на письменный столик. Я выпустил когти и сцапал карандаш. Он выкатился из-под моей лапы. Я попробовал еще раз. Нет. Никак. Нипочем не удержать. Я опустил голову и попытался схватить карандаш в зубы. Но он снова выскользнул, прокатился по столу и упал на ковер. Прежде чем я бросился за ним, папа сгреб меня в охапку: — Вот же тупой кошак! Нашел время с карандашами играть… Я брыкался, извивался и истошно мяукал. Но папа спустился по лестнице и вышвырнул меня с черного хода. И дверь захлопнул. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы восстановить равновесие. Я все еще не привык ходить на четвереньках. Потом я бросился обратно к кошачьей дверце. Нагнул голову и боднул лбом. АУЧ! Папа запер дверцу. «Ладненько. Нет проблем, — подумал я. — Я — кот. Меня в дверь, а я — в окно». Я стремительно вскарабкался по стволу дерева, росшего на заднем дворе. После чего осторожно пробрался по ветке к окну моей спальни. Набрав в грудь побольше воздуха, я выгнул спину дугой — и вскочил на подоконник. Окно было приоткрыто на несколько дюймов. Лежит ли упырь в моей постели? Колышущиеся на ветру занавески не позволяли ничего разглядеть. Я попытался протиснуться внутрь. Щель была довольно узкой. Но кошки и не в такие отверстия пролезают, верно? Я сунул голову в комнату. Протискивался. Протискивался… В конце концов я влез в окно и оказался в спальне. Вокруг меня колыхались занавески. Я бесшумно спрыгнул на пол. Пересек комнату, подошел к кровати. Запрыгнул в изножье… и ахнул.   21   Подушки были растерзаны в клочья. Пух и перья покрывали кровать, пол и мою одежду. Простыни тоже были изодраны. Разорваны на тонкие полоски. В центре матраса зияла огромная дыра. В свете, падавшем из окна, я увидел, что дверца стенного шкафа сорвана с петель. Теперь она стояла, прислоненная к стене. Одежда была вытащена с полок и раскидана по всей комнате. Обои возле комода свисали лохмотьями. Впечатление было такое, будто стену драли огромными когтями. — Он настоящее зло! — выдохнул я. — Он… он чудовище! Но где же он сам? И тут послышался звон разбитого стекла.                                                                     |