— Она сама, ее никто не толкал, — затараторила классный руководитель, оправдываясь, — вы будете писать заявление?! Требовать от школы возмещения ущерба?

— Сейчас не об этом! Вы вызвали «Скорую»?!

— Д-а-а-а.

Через десять минут я была уже в школе. А вот «Скорая помощь» — нет. В тот день на дорогах образовались гигантские пробки, мы ждали врачей два часа. Уже сто раз позвонили на пульт, уже устали слушать их «едет, едет…». Я сходила с ума от волнения. Нэлла сидела бледная как полотно, прислонившись спиной к стене такого же мелового цвета. Наконец, машина приехала, и нас повезли в больницу. Сначала в город Видное, хотя я просила сразу в Москву. Там сделали рентген, увидели сложный перелом со смещением, и только оттуда, после тысячи просьб, привезли в Сперанского. В дороге в общей сложности мы провели в тот день шесть часов. Как только Нэлла все это выдержала, непостижимо уму. Пока ездили, я обзванивала знакомых, искала хорошего хирурга и нашла заведующего отделением как раз в девятой больнице — Клинике детской хирургии.

Недели в больнице смешались в одну невнятную кашу — помню только адский страх за жизнь своего ребенка, помню, как тяжело Нэлла отходила после операции от наркоза. Я сидела рядом с ней и старательно прятала слезы. Моя маленькая любимая девочка! Для чего все это происходит с нами?! Какой в этом смысл?!

Из тех страшных дней я на всю жизнь запомнила шестнадцатилетнюю девочку Катю, которая лежала в нашей палате. На Катю наехал в ее собственном дворе пьяный водитель. Ноги ребенку сохранить не удалось, а голову девочки хирурги собрали фактически из осколков. У Кати не было никого, кроме мамы, а у мамы не было никого, кроме нее. И снова я до тошноты, до жара в ушах испугалась. Собственными глазами в который раз увидела невозможную хрупкость жизни и всякого благополучия — несчастье может случиться в любую минуту, с любым человеком. Чем меньше рядом надежных близких людей, тем слабее опора в жизни.

Я позвонила Денису. Из больницы мы забирали Нэллу с ним вдвоем. И вместе остались потом в нашем дом. Теперь уже навсегда.

Только спустя несколько лет, во время учебы в Школе приемных родителей, я поняла, что тот перелом и та операция были последним подсознательным аргументом Нэллы в защиту семьи. Это открытие тогда стало для меня шоком! И глубоким пониманием того, насколько зависим ребенок от отношений родителей, как сильно он связан с каждым из них. Сама не желая того, дочка сломала руку, потеряв всякую осторожность и контроль над собой, чтобы сохранить наш брак. Она взяла на себя задачу навсегда соединить мать и отца. Кажется, эта неосознанная цель стояла перед ней едва ли не со дня зачатия.

Сегодня, когда и наше сознание, и наша жизнь стали другими, я испытываю невыразимую благодарность Нэлле. Если бы не она, не многие цели и открытия, которые родились вместе с ней, мы бы с Денисом не стали единым целым, не выросли как личности и как родители.

Ребенок — главный защитник целостности семьи. Он стремится сохранить союз матери и отца любой ценой. Даже если сам этого не осознает, может принести себя в жертву и тем самым скрепить брак. Тяжелое преступление против детства — это жесткий и воинственный разрыв отношений между матерью и отцом.

Глава 10

Больше никаких детей

Рука постепенно восстанавливалась. Мы делали массажи, ездили на лечение в медицинский центр, а летом — в санаторий.

С нового учебного года Нэлла поменяла школу.

И тут все окончательно пошло под откос. Из нового учебного заведения ее исключили спустя два года по официальной версии за курение, но на самом деле за то, что наш подросток вошел в состояние тотального бунта. Дочь спорила с учителями. Отказывалась носить школьную форму. Красила волосы в красный цвет.