— Не знаю ни где он достал револьвер, ни куда дел его потом.

— Разве он не застрелился? Разве рядом с его трупом вы не обнаружили оружия?

— Конечно, обнаружили.

— Ну и?

— Это был другой пистолет. Баллистическая экспертиза подтвердила, что пули, поразившие торговцев, были не от этого оружия.

— В таком случае убийца, возможно, не он.

— Нет, именно он, — уверенно возразил Кастильо. — Готов поспорить на что угодно: это был он.

— Почему он спрятал один ствол и застрелился из другого? Это нелепо.

— Нет, далеко не так нелепо. Энрик Бонаплата был человеком предусмотрительным. Если бы он застрелился из того же самого пистолета, то у нас появились бы доказательства его вины.

Я рассмеялась. Что за глупость!

— Но какое ему было дело до того, что его обвинят после смерти?

— Его наследство. Он все просчитал. Его наследникам пришлось бы возместить убытки наследникам жертв.

Да, комиссар рассуждал логично. Мотив и в самом деле был хорошим. Если Энрик так ненавидел этих людей, что решился убить их, то зачем оставлять свое наследство семьям врагов?

Кастильо рассматривал меня, слегка улыбаясь в усы.

— Вы знаете, что ваш крестный был женоподобным мужчиной?

— Женоподобным?

— Более чем женоподобным. Он был «голубым».

Я притворилась, что это известие ошеломило меня.

— Что такое вы говорите?

Хотя за день до этого Луис сообщил мне об этом, я предпочла воспользоваться словоохотливостью Кастильо, чтобы вытянуть из него все.

— Это… — Заметив мою реакцию, он начал искать более подходящее слово. — Это значит, что он был педерастом.

— Но ведь у него есть сын.

— Это ни о чем не говорит.

— Какие у вас основания утверждать это? — серьезно осведомилась я. — Объясните.

— Позвонив по телефону и сообщив, что намерен застрелиться, он поинтересовался, сколько мне лет и какого цвета у меня глаза. Так, словно хотел знать, подхожу ли я ему. Представляете? Услышать такое от человека, который решил выбить себе мозги?

— Это довольно редкий случай для того, кто собирается покончить с собой, — задумчиво произнесла я. — Даже если он гомосексуалист. Вам не кажется?

— Для него нет, — с жаром возразил Кастильо. — Да, он был гомиком, но имел еще и пару яиц. — В тоне комиссара слышалось восхищение. — Я реконструировал то, что произошло, — продолжил Кастильо. — По моим расчетам, он напал на торговцев между шестью и семью часами вечера. В половине девятого нам позвонила жена старшего из них. Очень удрученная, она сообщила о преступлении, которое обнаружила, как только пришла на место. Уверен, Бонаплата спланировал все заранее и решил уйти из жизни с размахом. Потом на несколько недель мы потеряли его след. Он все время перемещался с места на место и, казалось, остался равнодушен к тому, что мои коллеги, занимавшиеся расследованием убийства, несколько раз допрашивали его здесь, в Барселоне. Они собирали улики, чтобы предъявить ему обвинение. Но он знал об этом и ушел от них навсегда. В один прекрасный день, как он порой это делал, Бонаплата посетил любимый ресторан. Там он пренебрег своими любимыми блюдами и выпил целую бутылку вина из самых дорогих. Только вино и сигары. После этого он поднялся в свою квартиру в доме на бульваре Грасия, поставил пластинку, взял еще одну сигару, коньяк и проинформировал полицию. И даже в такой ситуации он не преминул «раздеть» такого молодого парня, как я. Хотя всю жизнь скрывал свою ориентацию, боясь, что о нем скажут и что подумает о нем семья.