Может они уже увидели со своего возвышения тех, кто скрывался в зарослях? Судя по всему, нет.
Наконец, спустя несколько долгих минут, всадники начали спускаться по склону. Том разглядел, что большинство носило потемневшие от времени кожаные куртки. У некоторых были меховые шапки, с хвостами волков, лис или енотов, свисавшие сзади. У других такие же хвосты крепились к плечам. На многих были лишь кожаные брюки, а верхняя часть тела оставалась обнаженной или закутанной в рваные шкуры. Почти все ехали в седлах, хотя были и такие, что сидели прямо на крупах лошадей. У всех были копья и луки; за их спинами торчали, щетинясь стрелами, колчаны.
Они двигались молча, без разговоров. В плохом настроении, сказал себе Кашинг, вспоминая слова старика о возвращающихся отрядах. Таким лучше не попадаться — они только и ищут, на ком бы сорвать злость.
За отрядом шло несколько лошадей с кожаными мешками и тушами оленей.
Отряд спустился в долину и проехал по течению вверх, к небольшой роще. Здесь они спешились, стреножили лошадей и занялись устройством лагеря. Послышались голоса — река хорошо передавала звуки, — но только разговоры, никаких криков и восклицаний. Заработали топоры, их удары эхом отражались от окружающих утесов.
Кашинг отполз от берега и направился туда, где его ждали. Энди, лежа, дремал, голова его покоилась на коленях Мэг.
— Он как овечка, — сказала Мэг. — Я заставила его лечь. Так безопасней.
Кашинг кивнул.
— Они разбивают лагерь выше по реке. Их сорок или пятьдесят. Уйдут утром. Придется ждать.
— Ты думаешь, они опасны, сынок?
— Не могу сказать. Они спокойней, чем должны быть. Никакого смеха, шуток, выкриков. Похоже, у них скверное настроение… Вероятно, обожглись в городе. У кого-то поубавилось жажды завоеваний. В такой ситуации я не хотел бы с ними встретиться.
— Ночью я смогу пересечь реку, подползти к их кострам и послушать, что они говорят, — сказал Ролло. — Мне это просто. Я так не раз делал, истосковавшись по голосам и разговорам. Подползал к лагерю, лежал, слушал. Показаться, конечно, боялся, а сдержаться не мог. Впрочем, особой опасности не было: я мог лежать совершенно неподвижно, а вижу я ночью не хуже, чем днем.
— Ты останешься здесь, — резко сказал Кашинг. — Никаких вылазок. Утром они уйдут, и мы сможем проследить за ними, а потом двинемся своим путем.
Он снял с плеча мешок и развязал его. Достал сушеное мясо, отрезал кусок и протянул Мэг.
— Вот тебе сегодня на ужин. И чтобы я больше не слышал, как ты с пренебрежением говоришь о нем.
Ночь опустилась на долину. Во тьме река, казалось, журчала громче. Где-то далеко закричала сова. Начал свою тоскливую песню койот на утесе. Рыба всплеснула поблизости; сквозь путаницу ивовых ветвей виднелся костер на том берегу реки. Кашинг снова подполз к берегу, глядел на лагерь. У огней двигались темные фигуры, долетал запах жареного мяса. В темноте фыркали лошади.
Кашинг сидел на берегу больше часа, высматривая признаки опасности. Убедившись, что их нет, он вернулся туда, где сидели Мэг и Ролло.
Кашинг сделал жест в сторону лошади:
— Как Энди?
— Я разговаривала с ним, — сказала Мэг. — Объяснила ему. Он не причинит неприятностей.
— Заговор? — спросил Том. — Заклинания?
— Ну, может, чуть-чуть. Я не хочу вредить ему.
— Мы должны поспать, — сказал Кашинг. — Как, Ролло? Последишь за лошадью?
Ролло погладил Энди по шее.
— Он меня любит. Не бойся.
— Почему он должен тебя бояться? — спросила Мэг. — Он знает, что ты его друг. |