Только слабое указание на то, что мы можем найти. Многое не имеет значения. Роботы-исследователи были запрограммированы на посещение только таких планет, где может возникнуть жизнь. Если их рецепторы не обнаруживают признаков жизни, они не тратят времени. Но даже на тех планетах, где возникла жизнь, не всегда есть разум или аналог разума. Впрочем, это не значит, что на таких планетах нельзя найти что-либо достойное.
— Но на некоторых планетах есть разум?
— Да. И на очень многих. Обычно это странный разум. В некоторых случаях — пугающий. Например, в пятистах световых годах от нас находится то, что можно бы назвать галактическим штабом. Впрочем, это чисто человеческое и потому неверное восприятие. В другом месте, несколько ближе к нам, живет настолько развитая раса, что человечество восприняло бы ее как бога. Я думаю, она особенно опасна человечеству — вы склонны верить в богов.
— Но ты считаешь, что мы могли бы найти факторы, которые помогут человечеству восстать из праха.
— Я уверен в этом, — сказал Д. и П. — Как я вам сказал, у меня лишь поверхностное впечатление о том, что принесли исследователи. Да и то не обо всем. Но вот что я помню: машина счастья, метод, позволяющий производить счастье и удачу; место смерти огромной конфедерации союзников, и туда отправляются умирать и оставляют весь свой умственный багаж, его можно восстановить, если необходимо; уравнение, которое мне непонятно, но в котором заключен способ путешествия быстрее света; разум, научившийся жить где угодно, а не только в материи мозга; математика, в которой много общего с мистикой и которая использует мистику. Может, мы ничего из этого не сумеем использовать. Но это лишь примеры. Там еще много другого, и я уверен, что многое будет нам полезно.
Впервые заговорила Элин:
— Мы стоим лишь на краю. И видим все несовершенно. Хватаемся за частички и не можем представить себе все. Есть такие великие понятия, которые нам еще недоступны. Мы не замечаем того, чего не можем понять.
Она говорила не с ними, а с собой. Ее ладони на столе, она смотрела сквозь стены в какой-то другой мир.
Она смотрела во Вселенную.
24
— Ты сошел с ума, — говорила Мэг Кашингу. — Если ты пойдешь к ним, они убьют тебя. Они разгневаны из-за того, что мы здесь…
— Они люди, — возразил Кашинг. — Варвары. Кочевники. Но люди. С ними можно говорить. Они разумны. Нам нужны кожухи мозгов, нам нужны чувствующие, нужны люди с технологическим чутьем. С врожденным технологическим чутьем. В старину были люди, которые могли взглянуть на машину и определить, как она работает; инстинктивно, с одного взгляда понять связь ее частей.
— В старину, но не теперь, — сказал Ролло. — Люди, о которых ты говоришь, жили в те времена, когда машины были обычным явлением. Они жили с машинами и среди машин. К тому же то, о чем мы говорим, не обычная примитивная машина с соединениями и движущимися частями. Это электронная система, а электроника давно забыта. Нужны специальные знания, годы обучения…
— Может, и так, — согласился Кашинг, — но у Д. и П. есть техническая библиотека; а в университете немало людей, умеющих читать и писать и не утративших способности к обучению. Потребуется немало времени. Может, несколько поколений. Но со времен Катастрофы мы и так потеряли много времени. Можем позволить себе роскошь потерять еще чуток. Нам нужна избранная группа чувствующих, снабженных головными кожухами, и техники…
— Кожухи — ключ ко всему, — сказала Мэг. — В них наша надежда. Они единственные кто сохранил древнюю традицию логики. И с помощью чувствительных они смогут добраться до информации. |