|
Впрочем, его подсознание вполне могло помешать этому, надеясь, что хозяин опомнится и все-таки совершит прыжок… Да Генка был готов и к такому развитию событий: минута-другая - и он бы прыгнул.
Но туман над рекой вдруг поплыл на него, накрыв с головой, а когда так же неожиданно рассеялся, оказалось, что уже не раннее утро, а самый настоящий день… Генка разглядел, что стоит под той самой скалой с пещерой Перехода, в которую ушли они с Мариной совсем недавно. Только теперь Генка был ближе к реке. Или это река стала ближе?..
Генка осмотрелся внимательнее и почти убедил себя, что в прошлый раз картина была несколько иной: река текла чуть дальше; деревьев вокруг росло меньше, а самое главное - не было ступенек, вырубленных тепловым лучом!
Что это могло значить. Генка осмыслить не успел, потому что сверху - от пещеры - раздались голоса. Генка инстинктивно спрятался за деревом.
Голоса стали слышны отчетливей. Потом по скале заструилась толстая веревка с завязанными через метр-полтора друг от друга узлами. Конец веревки покачался совсем близко от Генки и заходил из стороны в сторону - по веревке кто-то начал спускаться. Пока Генка сообразил, что тот. кто спускается, окажется с ним почти нос к носу, этот кто-то и впрямь спрыгнул прямо перед ним и, разумеется, сразу его увидел.
Человек был одет по-киношному: картуз, синяя без воротника рубаха навыпуск - Генка вспомнил, что такие назывались косоворотками, - темные широкие штаны в мелкую полоску, заправленные в сапоги. За спиной болталась холщовая котомка на веревочной лямке… Сам человек был невысоким, коренастым, неопределенного «среднего» возраста - от тридцати до пятидесяти - имел неопрятную рыжую бороденку, нос картошкой с широченными ноздрями, глубоко посаженные глаза под мохнатыми, похожими на двух склеившихся гусениц бровями.
Все это сразу бросилось Генке в глаза. Мохнатые «гусеницы» его прямо-таки загипнотизировали. Они зашевелились, словно устраиваясь поудобней, расцепились, полезли вверх, извиваясь, затем снова упали вниз и там, над самой переносицей, вновь склеились намертво. Потом Генка услышал фразу с отчаянным «оканьем»:
- Ты, лешачина, подь отседа! Топор у меня - зарублю!
Обладатель «гусениц» и своеобразного говора сбросил с плеч котомку и впрямь вынул топорик на коротенькой ручке.
- Э-э-э! - поднял руки Генка. - Ты чего, дядя?
- Ничо! - грозно сказал мужик. - Подь отседа, лешак!
- Почему лешак-то? - попятился Генка и сразу вспомнил, что до сих пор не снял скафандра. - Погодите - я разденусь!
Он лихо выпрыгнул из скафандра. Мужик попятился, выставив перед собой топор. Глазки его настороженно бегали из-под насупленных «гусениц», осматривая Генку с головы до ног. Видимо, осмотр его удовлетворил. Во всяком случае, топорик мужик опустил.
- Пошто вырядился так? - хмуро спросил он. - Рубанул бы вот - взял бы грех на душу, прости господи! - Мужик переложил топор в левую руку и размашисто перекрестился.
- Это же скафандр! - Генка поддел ногой спецкостюм. - Защитная одежда такая.
- От кого сщищался-то? - усмехнулся мужик, сощурив глаза. - Тута, гуторят, зверья нет… Сам-то отседова будешь?
- Нет, с Земли я, - признался Генка, догадавшись уже, что странно одетый человек - его однопланетник. Разве мог он предположить, что понятие «планета» для того не ведомо?
- С Земли? - удивился незнакомец. - Так и я, чай, не с неба! - Он вздохнул, достал из котомки кисет, клочок бумаги и принялся скручивать «козью ножку». |