Теперь, глядя на ее поразительно спокойное лицо, Блэз вспоминал слова Агаты: «В нем была вся ее жизнь… остается слишком большая рана, и ты истекаешь кровью». Что было в ее жизни, кроме мужа? Разве что вышивание, с которым она не расставалась. И теперь оно лежало рядом, выглядывая из сумочки для рукоделия, которую она повсюду носила с собой. Она никогда не читала книг, хотя обожала разглядывать модные журналы, она не любила театр, хотя, оказываясь в Америке, каждый день смотрела по телевизору мыльные оперы. На званых обедах она была очаровательной, великолепно одетой хозяйкой, восполняющей недостаток слов лучезарной улыбкой Она была из тех женщин, которые растворяются в своем муже, сияя его отраженным светом.

Чей свет она станет отражать теперь?

Катрин протянула руку к сумочке с рукоделием. Перехватив взгляд Блэза, она сказала с милой гримаской, напомнившей ему Доминик:

— Привычка… Это успокаивает. Всегда успокаивало, когда мне было плохо… И я продолжала вышивать, когда мне стало хорошо… — Она казалась убитой горем. — Я вышивала домашние тапочки для Чарльза… — добавила она с потерянным выражением лица. — Он ушел от меня так внезапно. Он сел на постели… — Она вздрогнула. — Он не мог говорить, но он пытался. Я видела в его глазах… такое отчаяние… Его губы двигались, и чтоб его услышать, я приложила ухо. «Кэт, — сказал он, пытаясь произнести мое имя, — моя маленькая Кэт» А потом его не стало…

Блэз слышал этот рассказ несколько раз. Это было первое, что она сообщила ему, когда он приехал в больницу. Она повторяла эту историю, гордясь тем, что даже на краю могилы ее муж думал о ней. Блэз кивнул головой, улыбнулся, произнес сочувственные слова, ласково похлопал ее по руке. В Катрин было что-то такое, что заставляло мужчин опекать ее.

Он отвез тещу на 84-ю улицу и сдал ее на руки горничной, пожилой француженке. Потом, вместо того чтобы направиться к Чандлер-билдинг, он приказал шоферу ехать в «Деспардс». Он вылетит в Лондон одним из реактивных самолетов, которые всегда дежурят в аэропорту.

У него был заказан билет на «боинг-737», потому что он хотел поговорить с группой администраторов из «Деспардс», которые летели этим же рейсом. Он успеет поговорить с ними позже. Он не может пропустить эту ночь.

Когда он проскользнул в зал, аукцион подходил к концу. Публика находилась в состоянии эйфории Доминик по-прежнему стояла на возвышении, но атмосфера утратила свой накал: последняя крупная вещь только что ушла за астрономические деньги к Колчеву.

— Ну и вечер, Блэз! — воскликнула одна из его знакомых дам, схватив за руку. — Доминик держалась бесподобно! Она всех потрясла!

— Превосходная работа, дружище, — знакомый англичанин похлопал Блэза по плечу, словно тот факт, что Доминик его жена, давал ему право разделить успех.

Когда Блэз пробирался вперед, Доминик, увидев его, торжествующе улыбнулась. Она вывела «Деспардс» на первые полосы. Блэз заметил в зале журналистов и телекамеры. Завтра репортажи об этом аукционе появятся во всех новостях, а возможно, ему будет посвящена отдельная передача. Вокруг было столько знаменитостей, что одних интервью хватило бы на неделю.

Возбужденная публика ринулась к Доминик, увлекая за собой Блэза. Он видел, как ее обступила почти обезумевшая толпа, и, пустив в ход мускулы, стал проталкиваться вперед, боясь, как бы ее не задавили, однако она не проявляла никаких признаков страха — она шла вперед со спокойной уверенностью победительницы. Ее сверкающие глаза прокладывали ей путь.

«Ну как? — словно выспрашивали они. — Кто оказался прав? Разве я не достойна стать президентом и исполнительным директором „Деспард и Ко“?»

Доминик протянула руки, Блэз поднес их к своим губам.