— Это я пожелала тебе удачи, помнишь? — подлетела блондинка с роскошными бриллиантами. — Так и получилось. Дорогая, ты была великолепна!

Люди столпились вокруг, раздавались поздравления, но Доминик повернула голову в ту сторону, где все еще сидели двое русских: Колчев и Добренин, и, поработав плечами, Блэз ухитрился проложить в толпе проход, чтобы его жена могла спуститься с возвышения и подойти к главным покупателям. Затем, отойдя в сторону — он чувствовал, что русские заслужили право побыть с Доминик наедине, — Блэз услыхал, что они говорят по-французски.

Добренин покинул зал первым. Он встал, позволил своему секретарю, молодому человеку внушительных размеров, накинуть ему на плечи пальто, взял в руки трость — в его коллекции их было несколько сотен, а у сегодняшней набалдашник был сделан из огромного топаза, — и прошел мимо своего соперника, глядя на него как на пустое место. Пока он шел к выходу — он никогда не оставался на банкет после аукциона, — его провожали аплодисментами. Бурные аплодисменты достались и Колчеву, когда он направился к маленькому столику, где для него были приготовлены дюжина чесапикских устриц, бутылка «Дон Периньон 47» и свежезажаренная дичь. После удачного аукциона он всегда много ел и пил. Тех, кто подходил его поздравить, он никогда не угощал. Колчев придерживался мнения, что аукционный дом предлагает присутствующим достаточно еды и питья и нечего зариться на чужое.

Пока Колчев пробирался к своему столику, рядом с которым стояло его любимое клубное кресло, стулья с позолотой вынесли, а из стенных шкафов, спрятанных за зеркалами, вынули удобные стулья и диванчики. Оркестр заиграл джаз — перед аукционом квинтет играл Шуберта, — люстры ярко вспыхнули. В зал вкатили тележки, заставленные различными блюдами. Там были крохотные горячие волованы с вкуснейшей начинкой, сочные маленькие сандвичи для женщин и большие, с непрожаренной говядиной, для мужчин, черешки сельдерея, перепелиные яйца, икра, устрицы, холодная дичь и марочное шампанское.

Сначала Доминик принимала поздравления, затем давала интервью для телевидения, и наконец фотограф захотел запечатлеть ее вместе с Блэзом, и тот получил свою порцию вопросов:

— Как вы относитесь к фантастическому успеху вашей жены, мистер Чандлер?

— Я горд и доволен.

— Он явился для вас неожиданностью?

— Я никогда не сомневался в ней.

— Думаете ли вы, что ваша жена займет место покойного Чарльза Деспарда?

— Я не знаю лучшей кандидатуры.

— Вы ожидали, что общая сумма выручки достигнет 11, 8 миллиона долларов?

— Нет. В отличие от своей жены я не специалист, я полагал, что будет… около десяти миллионов.

Блэз с легкостью солгал. Он не думал, что Доминик получит больше пяти миллионов. Но он не мог заявить об этом публично.

К счастью, он никогда не имел никакого отношения к «Деспардс». Ему хватало и своих дел. После того, как его бабка, президент крупнейшей многонациональной корпорации Чандлеров, заболела и не смогла разъезжать по миру, как прежде, он стал вице-президентом компании.

Блэз много раз по-родственному — бесплатно — давал Чарльзу юридические советы, но этим дело и ограничивалось. Мир искусства был для него закрытой книгой. Раньше, когда у него брали интервью, он со смехом признавался, что ничего не смыслит в искусстве. Теперь он инстинктивно понял пора играть другую роль. Сейчас Доминик ждала от него искренней поддержки — впервые за их совместную жизнь он с изумлением обнаружил, что ей нужно от него не только тело.

Когда они наконец оказались вдвоем, он спросил:

— Ты действительно получила одиннадцать миллионов восемьсот тысяч?

— Если честно, то девятьсот тысяч, но я немного преуменьшила.